не я? — спросил швед.
— Потому что вы, в отличие от тех двоих, не были заинтересованы в личной мести.
— Видимо, вы знаете меня много лучше, нежели я вас, — наконец-то я заставил его задуматься. — Что ж, буду исходить из этого. Итак, денег вы не примете, а две головы предателей не смогут послужить достойным выкупом за королевскую персону… Что же может заинтересовать вас на самом деле?
— Мир, ваше величество. Притом, не со мною — я лишь верный вассал царя Петра. Можете не беспокоиться, государь наверняка обойдётся с вами по-рыцарски.
— Этого я и опасаюсь… Ну, а если я не согласен на мир? Если моя армия ещё способна переломить ход кампании?
— На вашем месте я бы на это не рассчитывал. Станьте хотя бы раз в жизни политиком, подумайте о будущем, а не о личной славе… Дацько! Короля — за караулы!
Ставшая давно привычной боль в грудине начала усиливаться: пора лекарства пить.
«Лихо ты его отделал, — Иван Степаныч был вынужден признать очевидное. — Запутал бедного короля, он теперь наверняка в раздумьях о переселении душ. А сам что думаешь? Станешь царю передавать ради переговоров, либо сам третьей стороной сделаться пожелаешь?»
«Опять ты за своё… Как Карлуше своё гетманство за маеток в Белой Руси продавать, так ты рад стараться, а как ситуация радикально изменилась, уже самостийности захотел? Мало преференций у Гетманщины? Полная автономия во всём, кроме заключения международных договоров».
«То-то и оно… Не желаешь, значит, большего?»
«Тут бы сохранить что есть, а не просрать, как ты».
«Не я, так другой. Ведь всегда среди полковников найдётся персона, которая сделает то же, что сделал я».
«И тоже всё просрёт. Законы мироздания обмануть невозможно».
Мне, честно сказать, недосуг было объяснять Мазепе, что при наличии сразу трёх серьёзных центров влияния у границ Малороссия обречена быть частью одного из них. И только в составе России у неё есть хоть какие-то шансы на сохранение самобытности. Турки же превратят её в охотничьи угодья крымского хана, а шведы с поляками ввергнут в беспросветное рабство. Потому что чужаки, не родные. И знаете, что самое страшное? Мазепа это знал. Знал, что отдаёт своих братьев по крови и вере в кабалу, но всё равно сделал то, что сделал.
Но Карл прав: я — совершенно другой человек. До таких уровней политики, каких достиг Иван Степаныч, ещё не деградировал. Я просто человек, оказавшийся не на своём месте и не в своё время.
Взгляд со стороны.
— Штурм?
— У нас нет иного выбора, Левенгаупт. Вернуть свободу его величеству — священный долг любого шведа.
— Вы даже не станете полагаться на предателей в крепости?
— Не вижу смысла.
— Я не спорю с вами, фельдмаршал, однако воевать нам, в таком случае, придётся на два фронта.
— И мы покажем русским, что умеем это делать лучше всех на свете. Солдаты замёрзли? Отогреются, пока будут штурмовать стены этого трижды проклятого города! У нас есть по меньшей мере сутки, пока армия царя подойдёт и развернётся боевым порядком.
2
Алый, как кровь, закат предвещал крепкий мороз. Это знали и мы, в Полтаве, это знали и шведы — уроженцы суровой Скандинавии. Я заметил, что они серьёзно сократили численность дозоров. Видимо, опасались, что тех начнут вылавливать аналогичные дозоры русской армии. Ещё я заметил, что в лагере противника забили на мясо некоторое количество лошадей. Пока не драгунских, а упряжных, но признак для шведов нехороший: видимо, есть больше нечего. Значит, либо ночью, либо утром на стену полезут солдаты, отогревшиеся горячим мясным супчиком.
Но природа — штука каверзная. Во времена, когда прогноз погоды был возможен только по известным приметам и только на крайне небольшой отрезок времени, никто не мог сказать, насколько сильным будет тот холод, которым грозился алый январский закат. А Генерал Мороз не подкачал. Где-то после полуночи он ударил всею силой. Снова послышался стон и треск лопавшихся от лютого холода деревьев, а дозорных на стенах Семён Палий велел менять трижды в час. Я высунул, было, нос на улицу и тут же всунулся обратно: судя по ощущениям, сразу после минус пяти-семи градусов к нам в гости завернули все минус тридцать.
Если за ночь замёрзнет Ворскла, шведы смогут переправить на тот берег часть войск. И что делать? Выход подсказала память Мазепы: ломать нарождающийся лёд ядрами, куда пушки крепости смогут дострелить. Впрочем, это я решил отложить до утра, когда хотя бы развиднеется.
Если шведы дадут спокойно утра дождаться. Они сейчас мяса наелись, приободрились и могут начать ночной штурм, каролинеры это умеют. Другое дело, что на фоне белого снежного покрова их и ночью за километр видно, в случае выступления штурмовых колонн успеем подготовить встречу. Во всяком случае, для этого у нас всё есть.
Кстати, а как там насчёт пятой колонны? Я не собираюсь превентивно головы с плеч снимать за одно лишь подозрение. Просто не дам этой самой пятой колонне возможности для предательства.
Я вызову этого человека для обсуждения текущей обстановки, а за его окружением уже Дацько присмотрит. Всё-таки не кто-нибудь, а генеральный писарь.
Это, блин, карма такая, что ли? Кто канцлером у гетмана становится, сразу предлагает услуги геополитическому противнику. Просто какое-то средневековье, а ведь на дворе восемнадцатый век, когда подобные действия расценивают — и, гм, вознаграждают — несколько иначе, чем даже сто лет назад. Короче, Иван Ильич Скоропадский уже спешит ко мне «в кабинет» — для обстоятельного разговора на тему укрепления безопасности города. Во время боя он старательно держался подальше от заварухи, и не потому, что трус. Просто исполнить тайно обещанное врагу может только живой. А так — просидит до утра у меня, поговорим. Может, даже угощу его по старой памяти чем-нибудь вкусным и спиртным.
Так будет лучше для всех. И для него в том числе.
Под утро, когда мороз достиг пиковых значений, вода, выплеснутая со второго этажа, падала на землю ледяными шариками. Не знаю, сколько это будет ниже нуля по шкале Цельсия, но подозреваю, что много. Во всяком случае, мне было холодно даже в шубе и меховых рукавицах. Впрочем, какие наши годы… Шведы начали активничать, едва восточный горизонт стал наливаться красновато-золотым свечением. Сформировали три штурмовые колонны и, не мудрствуя лукаво, пошли вперёд. Я ждал, что Рёншельт отправит несколько рот в обход Полтавы — искать переправу — но недооценил фельдмаршала. Тот тоже был
