хлопцам поспешили солдаты, образовалась куча мала, шведа повалили и начали банально вязать… А я был спокоен, словно статуя. Сумевшего прорваться на помощь королю офицера — застрелил… Новость о пленении его величества произвела на штурмующих двоякое впечатление. Одни озверели и начали бросаться вперёд, как безумные. Другие — в особенности те, кто ещё не подошёл к стене — стали в растерянности оглядываться на своих офицеров. Мол, что делать-то? Но это я отметил уже краем глаза, на пару секунд выглянув за стену.
Самое рубилово начиналось именно здесь. Мои сердюки, упаковав орущего и отчаянно сопротивлявшегося короля, быстро потащили этот свёрток со стены, в магистрат, где по моему указанию заранее подготовили помещение для высокопоставленного пленника. Шведы не менее отчаянно пытались пробиться следом и освободить его величество, так что нам пришлось довольно туго. В бой довелось вступить и мне… Честно говоря, сам не понимаю, как остался не только жив, но и относительно цел: несколько нетяжёлых ранений можно не считать. Однако в какой-то момент я понял, что стену больше никто не штурмует.
Не знаю, кто из генералов отдал шведам приказ отвести штурмовые колонны назад, но это факт: они откатывались к своему лагерю. И лишь через несколько минут я получил ответ на свой мысленный вопрос — что происходит.
— Бивуачные дымы видны, — доложил мне какой-то капрал. — Полковник Келин велел сообщить вам, господин гетман: армия государева на подходе.
— Добре, — устало кивнул я, снова чувствуя боль в груди: «жаба» никуда ведь не девалась. — Скажи полковнику — король у нас.
Капрал заулыбался во все тридцать два зуба, козырнул и побежал доложиться Келину. А я с тяжёлым вздохом присел на пустой бочонок из-под пороха. Старость — не радость.
«Не радуйся раньше времени, — ехидно заметил глас Ивана Степановича. — Неведомо ведь, какова обстановка в Европе. А стало быть, как сию новость государь воспримет».
«Это уже не твоя печаль, — огрызнулся я. — Заткнись, дай дух перевести, не то сдохнем прямо на стене».
Как поведёт себя Пётр, я примерно догадывался: тут же начнёт договариваться с «братом Каролусом» на предмет мирного соглашения. Ему эта война уже в печёнках сидит, пора завязывать. Но я не знал, что сделает шведское командование. Уйти сейчас, когда короля повязали — это несмываемое пятно на репутации любого из них. Но и бой принимать без короля во главе войска как-то стрёмно. Потому стоило ждать как ещё одного отчаянного штурма, так и подготовки к баталии. Благо соответствующее поле в наличии и снега ещё немного.
То ли ещё будет, дамы и господа.
Глава 21
1
Он смотрел на меня так, словно не знал, какой способ казни выбрать. Впрочем, я его понимал: поймали, скрутили и совершенно невежливо приволокли в какую-то комнату. Любой был бы в бешенстве. Я поначалу даже распорядился Карлушу развязать — как-никак, король — но этот августейший гопник сразу полез в драку, пришлось моим казакам снова выкручивать ему руки и паковать.
М-да. Слабоумие и отвага.
Теперь Карл, связанный по рукам — ноги ему решили верёвкой не спутывать — сидел напротив меня и сверлил взглядом, далёким от восхищения. На вопросы отвечал либо односложно, либо вовсе не снисходил до ответа. На всякий случай я решил немного облегчить ему задачу.
— Дацько, — подозвал я своего верного сердюка. — Скажи Данилу, чтоб караулы удвоил. И оставьте нас с его королевским величеством вдвоём. Может, наедине он скажет мне больше.
Незаймай, усмехнувшись, покинул помещение и увёл за собой обоих — и своего подручного казака, и офицера-немца, присланного Келиным.
Я угадал: Карл сразу же заметно оживился.
— Поговорим начистоту? — спросил я. Мазепа неплохо говорил по-немецки, но мне с самого начала пришлось приноравливаться к манере речи Ивана Степаныча: всё же это его знания, а не мои.
— Как вам будет угодно, — швед смерил меня надменным взглядом. — Вы кто такой? Гетман — совершенно иной человек, нежели вы.
— Не всё ли вам равно, ваше величество? — я усмехнулся. — Я тот, кто заманил вас в ловушку и взял в плен. Остальное — несущественные детали.
— Весьма даже существенные, — Карл всё же нашёл в себе силы удержаться в рамках приличий. — Я должен знать, с кем имею дело.
— Вполне законное желание с вашей стороны, но, если я назову своё истинное имя, это ничего не изменит.
— Вы хотя бы человек?
— Не просто человек, а верующий христианин, — я демонстративно перекрестился. — Хотя в вашей стране принято сомневаться в принадлежности православных к христианской вере. Этого вам довольно?
— Нет. Я бы задал вам немало вопросов.
— Понимаю, но удовлетворять ваше любопытство не намерен, — твёрдо сказал я. — Ибо вы не в том положении, чтобы учинять мне допросы. Скорее, наоборот: это я не прочь немного порасспрашивать вас.
— На какой предмет?
— На предмет вашего желания подписать мир на условиях его величества царя Петра.
— Я не стану обсуждать это с вами… кто бы вы ни были.
— Ну, что ж, тогда мы немного подождём.
— Ответьте хотя бы, что случилось с гетманом, — на мгновение Карл заколебался, утратил надменность: его разбирало неподдельное любопытство. — Вы похожи на него, как две капли воды.
— А это он и есть, ваше величество, — я снова усмехнулся. — Более того: он здесь, видит и слышит вас, только сказать или поделать ничего не может: я не позволяю.
— Так кто же вы? Я хочу знать имя того, кому обязан своим позором! — взвился Карл.
— Оно вам ровным счётом ничего не скажет, — я сказал это так, чтобы окончательно дать ему понять: другого ответа не будет. — Можете считать, что это сделал Иван Мазепа, не слишком ошибётесь.
— Не желаете отвечать, значит… Вы твёрдо намерены передать меня царю Петеру?
— Да, ваше величество. Так будет лучше для всех, и для вас в том числе.
— Какая сумма может вас устроить, если я предложу вам выкупить свою свободу?
— Вы не товар, чтобы я вас продавал, ваше величество. У меня несколько иные планы… Кстати, а где те двое, что предали меня — Чечель и Орлик? Я бы с них спросил…за гибель одной дамы.
Карл посмотрел на меня с удивлением.
— Почему вы думаете, что приказ о её казни отдал
