здесь? Ступай, ступай домой, — устало отмахнулся Дебдорой.
— Мне больше не шпионить? — с чрезвычайной наивностью задал провокационный вопрос де Спеле.
— Шпионить? За кем? — также чрезвычайно удивился Дебдорой. — Ты ни за кем не шпионила. Я тебе ничего подобного не поручал.
— Нет? Странно… Но ведь за выполнение какого-то задания ты обещал вернуть мой договор! — настаивал де Спеле, подбираясь еще ближе. — Вот понаблюдаю за кем-то …странно, не помню… но ты обещал мне свободу.
— Ты что-то путаешь, деточка! — нахмурился демон. Потом лукаво оскалился: — А, понимаю, ты шутишь! Нет, красавица моя, с этим не шутят! Роспись-то кровавая. Договор есть договор.
— Да! Договор есть договор! — завизжал де Спеле колоратурным сопрано, прыгнул вперед и сгреб в горсть усы демона. — И предателя карают!
Дебдорой изумленно распахнул пасть, потом попытался отшатнуться, но морду нестерпимо обожгла боль. Тогда он занес когтистые паучьи лапы… и замер, не в силах шевельнуться.
— Я — Рене де Спеле Срединный! Ты — презренный червь, тысячный над червями! Ты в моей власти! Отвечай, что ты успел выдать адским следователям? — де Спеле, намотал усы на кулак, пригнул голову демона к земле, а запылавшие лиловым огнем зрачки прекрасных очей уставились в расширившиеся от страха глаза нетопыря.
— Я… я ничего не выдал, — захрипел Дебдорой. — Они еще не были у меня. Меня предупредили… ваша Ледяная. И беспамятный порошок от нее. Я уничтожаю память о вас, чтобы никто не проговорился.
— Виола — твоя шпионка? — все же решил уточнить де Спеле.
— Нет! Я позволил ей помогать вам, она сама просила. Ведь она вам помогает? — демон, жалобно заморгал.
— Будет помогать и впредь! — решил де Спеле. — Дай сюда ее договор, я беру девчонку в свою свиту.
— Я не могу шевельнуться.
Срединный вернул подвижность третей левой лапе (осторожность не помешает), и та извлекла из воздуха и протянула мучителю договор. Де Спеле внимательно прочитал его. Да, Виола продала душу дьяволу в обмен на защиту от посягательств мачехи на ее жизнь. Де Спеле хотел положить пергамент в карман, но парадное платье ведьмы карманов не предусматривало, потому скатал листок в трубку и сунул в пышные волосы подобно шпильке.
— Что ж, Дебдорой, ты оправдался. Но вот что делать с тобой дальше? — коралловые губки раздвинулись, обнажив жемчуг зубов, но какой зловещей была эта улыбка!
У Дебдороя мелкой дрожью затрепетали уши.
— Прибудет следственная комиссия, и очень даже не исключено, что ты все выложишь ей. Ведь ты сам ничего не позабыл! — безжалостно продолжал де Спеле.
— Нет, я не выложу! — прохрипел демон.
— Увы! Слаб человек, но слаб и демон. Разве можно за них поручаться? Уничтожить тебя, что ли?
— О, господин могучий! — вскричали рядом, и появилась прекрасная дама в пурпурном. — Не губите его! Пожалейте нас! Детей наших пожалейте! — Огненные слезы струились по ее щекам, руки умоляюще тянулись к беспощадному судье.
— Еще один свидетель! — нахмурился тот. — Так, памяти вас лишить или все-таки уничтожить? — Но произнес это довольно мирно и тут же вынес приговор: — Вы принесете клятву моему покровителю!
— Да! — взвизгнули почти ультразвуком Дебдорой.
— Прекрасно. После клятвы получите защиту, и никто не посмеет причинить вам вреда и не вынудит открыть тайну Цепи. Старейший!
Костер из фиолетового сделся лиловым, явился Старейший, и супруги Дебдорой признали себя его покорными слугами. Де Спеле, даже подумал: а не заменить ли нежного Шарля де Минюи и мошенника-кока демонической парочкой? Но решил пока оставить все по-прежнему.
— Ужас, о, ужас! — простонал Дебдорой вослед отбывшему Старейшему. — Кажется, я теперь и самого… этого… — указал тремя лапами на небеса, — не испугаюсь.
— Верно, не бойся, пока Старейший с нами, а теперь проваливай ко всем своим чертям!
* * *
Матильда, не смотря на обещание воздержаться от каких либо действий, долго воздерживаться не смогла. В конце концов, пусть Рене утрясает дела с нечистью, а она попытается разузнать что-нибудь у святого… как его? Граната.
— Призрак я или не призрак? — Матильда подошла к стене подвала, на пробу ткнула ее пальцем. Стена как стена, твердая и холодная. И как это сквозь стены шастают? Может, воображают, что это не камень вовсе, а… вроде тумана. Медленно приблизила к стене руку — и вдруг рука замерцала фосфором! И вошла в камень! Точно — как в туман, даже не холодит и совсем не чувствуется. Доблестная дева набрала в грудь воздуха… но тут раздались рыдания.
— Ты чего, девонька? Испугалась? — Тильда подбежала к ведьмочке и… нерешительно остановилась.
Конечно, она прекрасно знала, что девушка одета в костюм де Спеле и лицо ее изменено, однако, уж очень велико было сходство, а Матильда до сих пор видела это лицо значительно-грустным, сердитым, веселым, злым, раза два растерянным, но не рыдающим. А сейчас обожаемые черты исказились гримасой страдания, из зеленых глаз льются слезы… Ошеломляющее зрелище!
Но после минутного замешательства Матильда опомнилась. Впрочем, и натуральный рыдающей де Спеле вряд ли надолго смутил бы ее: вверх взял бы материнский инстинкт-утешитель.
— Да не реви ты! — грубовато проворчала Тильда. — Утрись, а то все усы промокли! Платок у него в левом кармане.
— С-страшно… Проп-пали мы, — едва выговорила сквозь слезы Виола.
Контанель положил дрожащую руку на плечо любимой:
— Не плачь, все будет хорошо. Господин де Спеле все уладит и возвратится.
— А, если его у Дебдороя… победят?
— Не победят! — решительно заявила Матильда. Но… но ведь и господин Срединный не всесилен — он кого-то боится, если спрятал их в этом подвале. — Нет! Не победят, он всех победит, а если что — так мы самого Старейшего вызовем. Мы ему что, зря клялись? Мы теперь его слуги, а господин должен своих слуг выручать. Так положено. Подождем еще немного, а если что…
Но тревожить Старейшего и напоминать ему о господских обязанностях не пришлось, ибо появился де Спеле. Вдогонку ему откуда-то несся пронзительный визг, а Срединный, торжествующе размахивал листком бумаги.
— Девица Регина весьма недурна собой, но ее голосовые данные под стать трубам иерихонским. Нашему Гиполитруму уши заложило, впрочем, это для него к лучшему, ведь милая Регина отвизжится и потребует у любовника объяснить мое присутствие в такой интимный час. — Де Спеле игриво вильнул бедрами, но под гневным взором названной дочери увял и сухо закончил: — Дело есть дело… — и передал Матильде бумагу и излеченную из кудрей трубку пергамента. — Итак, главное я выяснил: донос исходит не от нашего паукообразного и не от покровителя трактиров, а от обычного человека и вообще создан без вмешательства потусторонних сил. Дело, оказывается, житейское, обычное. Есть, однако, и в нем кое-какие неясности, но отложим их выяснение на свободное время. Главное — путь открыт.
— Куда открыт? — ткнула
