как с непривычки замешкался доктор, не зная, куда и как сесть, Павел все тем же, почти приказным тоном велел ему сесть напротив. Кое-как расселись. Тронулись.
Немного погодя, Афанасьев начал приходить в себя. Видимо начало действовать снадобье вколотое доктором. Однако его эффект оказался противоположным от того, что ожидалось. Вместо того, чтобы расслабиться и уснуть, пациент вновь пришел в возбужденное состояние. Он уже вполне осмысленно смотрел на своих спутников, и это не могло не радовать их. Его квадратной фигуре даже в просторном «аурусе» было тесновато сидеть, зажатой между двумя не менее массивными пассажирами. Валерий Васильевич повел плечами, как бы расширяя свое жизненное пространство.
— Паш, ты бы пересел напротив, — сообразив нужду босса спохватился Михайлов. Павел безропотно пересел, оказавшись плечом к плечу с доктором, который все еще внушал ему подозрения. Афанасьев благодарно окинул взглядом своего адъютанта и Завьялова. Затем припомнив недавние события, опять забормотал уже приевшуюся всем фразу:
— Позор! Какой позор?! Да, как же, так-то?!
Доктор, решив совместить в себе терапевта и психиатра в одном лице, решил вывести пациента из состояния каталепсии, путем вызова того на откровенную беседу о наболевшем, а потому участливо спросил:
— Скажите, пожалуйста, Валерий Васильевич, что так расстроило вас? Может мы, сообща сможем как-то вам помочь?
— Как?! Разве вы не знаете, доктор?! — вскинулся тот.
Все трое дружно замотали головами, признаваясь в своем неведении. Кондратьич тоже навострил уши, благо перегородка, отделяющая салон от шофера, как всегда, не была поднята.
— Вы только представьте себе, — едва не плачущим голосом начал свое отрывочное и сбивчивое повествование Афанасьев, — эти сволочи решили поглумиться над детьми! Да не просто над ребятишками, а над больными сиротами. Чертовы пиарщики! Да как их еще земля-то носит?! Подарки, видишь ли, привезли больным детям. Грех-то ведь, какой! Ну, ладно бы просто решили пропиариться на милосердии! Черт бы с ними! Время такое — ничего святого! Так ведь и тут обманули! Гады! Никогда не прощу! Подыхать буду, а ни за что не прощу!
— А-а-а, — понял Михайлов, о чем идет речь, так как всегда был в курсе всех новостей, — это он говорит о детском хосписе, куда вместо подарков привезли пустые коробки, — прояснив ситуацию для окружающих.
— Нелюди! — коротко констатировал Павел.
— Скверный поступок, — поддакнул ему доктор.
— Я давно говорил, что отстреливать таких говнюков надо! — вставил со своего места Кондратьич.
— У некоторых из детишек после этого началось обострение, и они умерли этой ночью! — опять чуть не плача продолжил Афанасьев.
— У нас все еще чрезвычайное положение, — сделал пространный намек Завьялов.
— Верно! — услышал его Афанасьев. — Борисыч! — вскричал он, хватая того за воротник кителя. — Срочно свяжи меня с Генеральным прокурором!
— Красниным? — зачем-то решил уточнить Михайлов.
— Да! Да! Срочно! — закричал он.
Адъютант моментально вытащил из внутреннего кармана коммуникатор, и начал набирать какой-то невообразимо длинный номер, после чего забубнил в него что-то малопонятное для любого постороннего. Через некоторое время протянул трубку спутниковой связи Верховному со словами:
— Игорь Викторович на проводе.
— Краснин?! Это Афанасьев. Вы в курсе того, что у вас под носом в столице творится?! — даже не поздоровавшись, насел он на Генпрокурора.
— Что вы имеете в виду? — растерялся от неожиданности Игорь Викторович.
— Я говорю о том позорище, что произошло в детском хосписе, — прорычал Афанасьев.
— А-а-а! — облегченно вздохнул чиновник, поняв, что не он сам явился причиной гнева главаря хунты, которого немножко побаивался и откровенно презирал в душе. — Как же, как же, конечно в курсе. Все столичные СМИ только об этом и говорят.
— Вы уже возбудили против них уголовное дело?!
— Еще нет, — чуть помедлив, проговорил Краснин, чувствуя, что этот разговор ему еще откликнется неприятностями. — Скорее всего, это уже сделали органы дознания. Но копию постановления о возбуждении дела они должны прислать нам для определения подследственности.
— Я не разбираюсь в вашей чертовой кухне, — пролаял Афанасьев, орошая трубку вылетающей от бешенства слюной, — но вы должны подобрать им всем такую статью, чтоб они до конца своей поганой жизни с нар не слезали.
— Пожизненное заключение за жестокое обращение с детьми у нас не предусмотрено, — начал лепетать Краснин, уже понимая, что карьера висит на волоске.
— Да?! — зло ощерился Валерий Васильевич. — Ты значит уже и статейку подобрал соответствующую?! А за действия, повлекшие массовую смерть детей, что у вас там полагается?! Так вот, запомни, Краснин, второй раз повторять не буду. Если ты не квалифицируешь это дело, как массовое убийство несовершеннолетних, дискредитацию власти и саботаж во время чрезвычайного положения, то можешь убираться к ё…й матери с должности. Я все сказал. И помни, что за тобой ведь тоже немало грехов найдется.
Последняя фраза, сказанная им в трубку коммуникатора, прозвучала, как ультиматум перед расправой. В крайней степени раздражения он сунул трубку, едва не в лицо сидящего рядом Михайлова. Валерий Васильевич пребывал в состоянии бешенства, но уже окончательно пришел в себя. Борисыч со значением глянул на врача, как бы вопрошая: «Не надо ли дать чего-нибудь успокаивающего?». Но тот, правильно поняв безмолвную речь адъютанта, только отмахнулся, косвенно подтверждая, что опасность миновала, а настоящее поведение пациента всего лишь здоровая реакция на случившееся. Афанасьев все никак не мог успокоиться. Руки и ноги у него ходили ходуном, а изо рта, то и дело раздавались проклятья в адрес либералов, интеллигенции и всей московской тусовки. Все, кто сидел рядом, хранили стойкое молчание, только изредка кивая и соглашаясь со всеми небесными карами, призываемыми диктатором на головы негодяев с телевидения. И только Кондратьич, не стал молчать, словесно поддержав начальство:
— Утром, в новостях, мы это еще со своей старухой смотрели, пока я на работу собирался. И ведь до чего же мерзкие рожи у них у всех. Вот вы как хотите, а они все — пидоры, и никак иначе. Потому как нормальному человеку не может в голову прийти таковая затея. А раз они пидоры, то и поступать с ними надобно соответственно, — резюмировал он безапелляционно.
— Верно, черт возьми, Кондратьич, верно! — ухватился за эти слова Афанасьев и дернул за рукав полковника. — Борисыч, дай мне Околокова!
Адъютант опять полез в карман, доставать мобильную связь. По памяти набрал нужный номер, даже не залезая в «телефонную книгу».
— Околоков слушает! — раздалось через некоторое непродолжительное время. Министр пребывал на своем посту, как и подобает законопослушному чиновнику.
— Владимир Александрович! Это Афанасьев! Да-да, я тоже рад приветствовать, — перебил он полицейского, начавшего здороваться с перечислением всех титулов и званий. — Это твои парни расстарались сегодня утром с телевизионщиками?!
— Так точно! — бодро ответил министр. — Как только мы получили сигнал о
