class="p1">Интересно, чем же тогда было кольцо, что он отдал Вив? Простым подарком приглянувшейся женщине?
— Это всего-то старый хлам, даже не особо ценный.
— Ты! — вмиг оказавшись рядом, Джон схватил Этьена за рубаху и потряс. — Как ты можешь так говорить, когда знаешь…?!
Этьен стоял, и глядел на Джона каким-то безжизненным взглядом. Туман усилился, искажая черты, и я уже не узнавала ни одного из мужчин, стоявших передо мной.
— Все будут думать, что ты мертв. Отзовут убийц. Никто не будет ждать тебя в столице. Сможешь не бояться, что Марию убьют люди, что ищут тебя. Одни сплошные плюсы. Но ты так вцепился в эту вещицу, будто воспоминания все в ней заключены, и расстанься ты с ней — никого не сможешь вспомнить. Спасло тебя благословение, что на распятие наложили? Защитило?
— Я выжил.
— Благодаря талантам Марии, не распятию. Твой воспоминания и любовь к родным не зависят от одной вещи. Боль от их потери и желание мстить не исчезнут, останься ты один, без единой памятной вещицы. Разве не так?
Джон держался за распятие, словно отпусти он руку — и совсем потеряется. Смогла бы я расстаться с гребнем матушки, если бы от того зависела моя и моих друзей жизнь? Я прошлась руками по привычным изгибам резного дерева. Да. Я любила гребень, но он был лишь напоминанием. Без него мои воспоминания не исчезли был.
Для Джона распятие было чем-то большим. И все же Этьен был прав. Сколько бы воспоминаний в ней не хранилось, это была всего лишь вещь.
— Светает. Решай сейчас.
Впервые за наше путешествие я понимала, о чем говорит Этьен. Удивительно, как много он говорил о пустом, и как сдержан был, говоря о важном. Я бы порадовалась, что стала ближе к друзьям, если бы не нападение, драки и трупы вокруг. Джону нужно было выбрать — дорогая ему памятная вещица, или безопасность его друзей.
Я не сомневалась, что он отдаст распятие Этьену, хотя рука Джона дрожала, и сам он смотрел на нее, будто поверить не мог, что добровольно расстается со столь ценной вещью. Он отвернулся, чтобы не видеть, как Этьен застегивает ее на трупе. Следовало уходить, пока солнце не изжарило туман.
— Шрам, — неожиданно для себя выдала я. — На теле Джона была серьезная рана. Если это те же люди, что нанесли ее, то одного распятия мало. Надо нанести трупу рану в том же месте, где у Джона шрам.
Этьен смотрел на меня, словно я вторую голову отрастила. Интересно, какой он видел меня, что так удивлялся моему предложению осквернить тела умерших? Еще месяц назад я бы отшатнулась в ужасе от любого, кто предложил подобное. Всем известно, как церковь смотрит на тех, кто руки к телам тянет. Еретики да преступники, достойные костра и вечных мук в аду. Тело — божественное творение, и как только дух покинул его, не человеку решать, как распоряжаться оставшимся. Не смейте ставить себя на уровень с божественными силами.
Но теперь, вспоминая раненых в Криворечье, барона и даже вчерашних вояк, я задавалась только одним вопросом — почему с телом можно делать все, что угодно, пока оно живо, но трогать мертвое — грех? О, наверняка ученые церковные мужи имели несколько томов очень убедительных ответов на этот вопрос. А если вас не убедят книги, то убедит дыба и костер. Уважение и страх никогда раньше не заставляли меня задуматься о том, чтобы вскрыть мертвое тело, посмотреть, как все утроено внутри. Как бы это помогло в лечении! Одно только расположение органов — правда ли в центре скапливается желчь? Правда ли излишек воды вызывает жар?
Теперь же я испытывала только злость.
— Боишься? Я сама ногу нанести рану в нужном месте.
Джон вытащил меч, и молча нанес трупу несколько ран в живот. Одну из них там же, где была его собственная.
— Не только Этьену брать на себя мои грехи. Я и сам готов ответить перед Богом. И если тот справедлив, то простит меня.
— Я бы не рассчитывал на его справедливость, — едва слышно произнес Этьен, но стоило мне посмотреть в его сторону, как непонятное отчаянье на его лице сменилось восторгом и чуть безумным огоньком в глазах.
Я вздохнула. Опять началось.
— Мария. Ох, Мария, ну правда, ты так раскрылась за такое короткое время. Молю, не ограничивайся лекарским делом, таланты твои да спокойствие вместе столько золотых заработать могут!
— Я не хочу быть преступницей. Или еретичкой. Я просто хочу помогать людям.
— Но разве ты не смогла бы помочь им лучше, нарушив пару табу?
Я моргнула. На всякий случай перекрестилась и прочитала молитвы, что от искушения должна спасти. Этьен, явно услышав слова молитвы, рассмеялся.
— Что, похож на того, кто тебя искусить может? — Понизив голос, наклонился он ко мне. Я отступила на шаг. — Едва можешь удержаться от соблазна?
— От соблазна ударить тебя камнем по голове, Этьен.
Рассвело. Мы сидели на поляне рядом с мертвецами, я и даже перестала ужасаться происходившего. Кажется, я начала привыкать к невероятным вещам и уставать ь простых недомолвок.
— Что теперь? — события в моей жизни происходили так быстро, что я не успевая привыкать к старым, должна была мирится с новыми. Ну, хотя бы эти недели всегда была вкусная и сытная еда.
— Я отправлюсь с Джоном, — Этьен тщательно чистил меч. Его окружение нисколько не беспокоило.
— Какая внезапная перемена мнений. Что соврешь о ней?
— Тебе правда интересна моя ложь? — улыбнулся Этьен. Он всегда улыбался, и впервые я задумалась, что же с ним такое произошло, что все свои эмоции он заменил пустыми улыбками. — Ты не поверишь, но в ночи ко мне снизошло видение, и я понял, что негоже бросать друзей посреди дороги. Пророчица, одетая в полупрозрачную струящуюся ткань.
Я подняла шишку и, не глядя, кинула в Этьена. Судя по удивленному молчанию, даже попала.
— Хорошо. Тогда выдвигаемся в столицу.
— Ты отправишься с нами?
Джон удивился. Ведь я была так против. Против его вранья, и его безучастного отношения. Но со своими глупыми чувствами я ничего поделать не могла. Рядом с ним я ощущала себя в безопасности. В его присутствии меня не поглощал страх и печаль от того, что я оставила позади. Напротив, неясные, но такие трепетные надежды на будущее, помогали идти вперед. Пусть это только фантазии, наведенный морок, что как туман, исчезнет под ярким полуденным солнцем. О двух стоявших предо мной людях я только одно знала наверняка: мне они вреда не причинят. Да и
