пыталась там пристроить свои творения. Сама подруга отсутствовала в Москве и попросила Вику привезти в галерею полдюжины каменных женских бюстов в натуральную величину. Заодно постоять рядом в первые дни работы выставки, презентуя автора и условия продажи.
Работы не произвели особого впечатления на публику. Всего три-четыре потенциальных покупателя пожелали навести справки и попросили Викин телефон. Позвонил же только один – мужчина, который был на выставке вместе с супругой, но подошел без нее. Вскоре выяснилось, что на каменных женщин ему плевать, ему нужно только Викино общество.
Бог знает, что разглядел Абросимов-старший в миниатюрной девушке с завитыми прядями. Или просто стало невмоготу, и он почувствовал, что срочно должен найти кого-то. Скорее всего Вика просто оказалась в нужном месте в нужное время. Хотя, конечно, не со всякой молодой девушкой Никита Анатольевич мог бы связаться. На выставке их было море, но выбрал он именно ее.
Потом состоялась первая встреча. Тогда и выяснилось, что именно нужно этому благополучному мужчине. Он не назвал Вике свою фамилию, только имя. Сказал, что занимается бизнесом, признался, что женат, имеет дочь – Викину ровесницу. Только во время телерепортажей о похищении девушка узнала, кто он на самом деле такой.
Сейчас ее голова со спутанными, примятыми волосами покоилась на коленях Абросимова-младшего. Широко открытые глаза смотрели вверх, в потолок.
– Вначале я безумно испугалась. Потом мне стало неприятно: я поняла, что ему на меня наплевать. Перед другими он старается держать себя в руках, выглядеть в лучшем виде. А передо мной не стыдно вывернуться наизнанку. Кто я, в конце концов? Даже не подчиненная, не какая-нибудь девочка на побегушках, которая потом начнет распускать сплетни в офисе. Вообще никто.
– Любой человек – это уже кто-то, – ответил Андрей, разглядывая ее лицо сверху вниз, в новом, еще непривычном ракурсе. – Тем более ты.
– Потом мне, конечно, стало жаль его. Может быть, ему на меня и плевать. А другим нет? Да здесь, в Москве, всем на всех плевать; главное – использовать ближнего по полной программе. Так почему Никита должен отличаться от других? Да, он меня использует. Но ведь не унижает. Да, не признается, кто он. Но ведь не обманывает.
«Три миллиона евро, – вдруг вспомнилось Андрею. – Нет, они точно с ума сошли. После похищения курс акций компании каждый день падает на несколько пунктов».
– Иногда он хоть немного сдерживался, а иногда буквально начинал рыдать. Его прямо трясло. При этом любых лекарств он боится, особенно антидепрессантов. Не хочет глотать химию. У меня дома теткина валерьянка, но он даже от нее отказывался.
«В каком же состоянии он вернется на свободу? – думал Андрей. – Внешне, конечно, опять все будет в ажуре. А на самом деле? Что, если все проблемы «Сибстали» прошлого года – следствие именно внутренних проблем Никиты?»
Он погрузил пальцы в волосы Вики, ему очень нравились упругие витые пряди.
– Пойду взгляну, вдруг ей что-то надо, – Вика встала на ноги. – Она не может так долго не подавать голоса.
Пока Вика разбиралась с теткой, Андрей обдумывал последние новости от капитана Балашова. Особых сдвигов в расследовании не произошло. По-прежнему шла рутинная работа: в Москве допрашивалось и опрашивалось огромное множество людей – все, кто имел хоть какое-то отношение к семье Абросимова и компании «Сибсталь».
Пытались нащупать следы предварительной подготовки к похищению, выявить тех, кто, возможно, предоставил похитителям информацию. Дотошная проверка сотрудников службы безопасности компании никаких зацепок не дала.
Андрей не знал, радоваться или печалиться такому медленному продвижению дела. С одной стороны, неплохо бы выяснить хоть что-то о похитителях, получить хотя бы мелкий козырь. С другой – любая информация может вывести оперативников на след, а там рукой подать до окружения, штурма.
Вернулась Вика. Сообщила, что тетка заснула у телевизора, не доев обеда.
– Чего ж ты телевизор не выключила?
– Так ей привычнее. Станет в комнате тихо, она сразу проснется.
Ничего толком не зная о Вике, Андрей чувствовал ее такой близкой – ближе не бывает. Но с трудом представлял, как они встретятся в следующий раз. Возможно, разговор снова начнется на «вы»…
* * *
– Упустили?
– Вот-вот снова ухватим. Уже знаем, на какой он теперь машине. Влез в частный дом, застрелил хозяйку, хозяина заставил себя везти. Как оклемался немного после ранения, так и хозяина тоже кончил, сам сел за руль.
– То есть машина известна? Давай мне данные, черт возьми, – поиски нужно вести масштабно. Сами будете возиться, пока не найдете ее брошенной.
– Там «копейка». Местные сотрудники уже приехали по вызову. Вот-вот осмотрятся и разошлют приметы. Только хорошо ли это? Допустим, его захомутают. Заставят говорить, и все полетит к черту.
– Давай вернемся назад. Ребята уверены, что он сел им на хвост?
– Абсолютно.
– Когда он вышел наружу?
– Здание круглые сутки под наблюдением. Никто даже носа не высовывал.
– Входил он вообще туда вместе с остальными?
– Вели их от самого поворота на Глухово, передавали из рук в руки. Он не вылез вместе со всеми. Поехал отгонять подальше микроавтобус. Оборудование мы смонтировали за два часа. После этого никто не видел ни входящих, ни «исходящих».
– А до?
– Наблюдали вживую. Не видели.
– Значит, Брателло остался на поверхности? Следить за обстановкой?
– Получается так.
– И отследил ведь. Может, сразу дал знать?
– Мы ведь не напрасно с Узбеком возились. Он сказал так: «Как только залезаем в щель, шеф налагает на связь строжайший запрет».
– Запрет запретом, но канал для сигнала тревоги он вполне мог оставить. Иначе зачем держать кого-то на поверхности? Узбек ничего про это не болтал?
– Нет.
– Не спросили, вот и не болтал. Спрашивать надо было.
– Звонки по сотовому мы четко отрабатываем. Был один-единственный, когда сумму озвучивали.
– Не мне вас учить: каналы связи разными бывают. Слова, знаки, чтобы из окна можно было разглядеть…
