Ветивером уже попрощалась.
Никола не решился признаться, что он был свидетелем этой сцены. Сейчас Сина казалась безобидной хвастушкой, пришедшей поболтать, но он слишком хорошо помнил, какой еще она умеет быть.
– А потом мне приснился сон, что я и есть душа змея. Что существуют в моей жизни только крылья, небо, полет, вековая мудрость… Понимаешь, хоть мы пишем книги и складываем легенды, но ни один ушедший иномирец так и не поведал, каково это – стать кем-то другим. Раствориться в ином существе. Но настоящие души змеев действительно тосковали о том, чтобы вернуться на свое место, слиться со змеем… А я просто хотела убежать. Но змей не выбрал меня, мне выпала другая карта, понимаешь? Это была не моя дорога, я просто хотела свернуть со своего пути. И тот сон, он был не радостным, а тоскливым до невозможности. Я проснулась в слезах, представляешь?
Никола хотел сказать, что может представить эту картину с огромным трудом, но промолчал.
– Я лежала и воображала, что никогда больше не увижу своими – иномирскими, не змеиными – глазами мой Лес. Не обниму вот этими руками папу. Не скажу ни слова Ветиверу. Может, даже маму позабуду… Не узнаю того, что предназначено именно мне. Не сделаю, может, ни шагу по этой хваленой Онатаре…
Никола впервые слышал, чтобы кто-то из иномирцев говорил об Онатаре с таким пренебрежением. Сина сейчас была мыслями где-то очень далеко.
– Так нельзя, Никола. Наш путь – тот, который нам уготован, – стоит того, чтобы быть найденным и пройденным. Каким бы трудным он порой ни казался. Жизнь нужно жить, а не прятаться от нее.
Никола кивнул, не решаясь поднять взгляд на Сину.
– И итог этого прекрасного рассказа такой: кончай распускать нюни и делать вид, что не имеешь к змею никакого отношения. Подумай: может, это не он тебя отталкивает, а ты – его? Сам того не понимая. Но так ведь нельзя. Это твоя дорога. Что ж теперь поделать. Будто мы все от этого счастливы. Ну не послушал тебя змей разочек-другой, ну похохотали все – так мы сколько уж лет этим занимаемся.
– Очень воодушевляет, спасибо.
Сина вновь ткнула его локтем в бок. Никола ойкнул.
– Ну и неженка ты. Пойдем. Лес начинает злиться, что мы так долго тревожим его покой.
И правда: где-то над их головами в эту секунду громко ухнула несуществующая сова.
Полет
– Слушай, сейчас не обязательно, правда, – Лавр опустил руку Николе на плечо. – Клянусь, это первая и последняя сентиментальность от меня в твоей жизни, но на́ тебе еще одну клятву: для меня, Элоизы и родителей ты уже хорош таков, каков есть. Без всех этих полетов. Ну и небо с ним, с этим змеем, не хочет лететь, и не надо, ему же хуже, зачем крылья тогда растил…
Лавр говорил вроде шутливым тоном, но взгляд, которым он всматривался Николе в лицо, был очень серьезным. Похоже, здорово он всех перепугал своей истерикой.
Иномирцы перешептывались за их спинами.
– Когда они уже себе другое занятие найдут? – Лавр зло оглянулся. – И не надоедает же, честное слово!
– Да и пусть, – Никола улыбнулся. – Надо же чем-то еще пару столетий развлекаться. Будут обо мне легенды слагать. Легендарное посмешище.
– Иномирец бы сейчас сказал, что любая слава лучше забвения. А я из их числа, так что вот тебе слова неземной мудрости: любая слава лучше забвения.
– Ну тебя.
Никола на короткий миг тоже опустил руку на плечо Лавра. Улыбнулся Вязу с Льдинией. И зашел на постамент.
Голоса стихли. Никола просто заставил себя не замечать ничего. Он больше не станет бояться и прятаться. Он прикрыл глаза, сосредоточился на дыхании…
…Теперь змей отрастил не только крылья, но и длинную изящную шею. Он берег своих подопечных: для обитателей Корабля все осталось по-прежнему, в то время как само судно поразительно изменилось. Удивительно, что они все, находясь внутри, так и не заметили ничего! Хотя, должно быть, чувствовали – как чувствовали все происходящее со змеем. Впрочем, вся конструкция Корабля, которая проглядывала, осталась нетронутой.
У Николы перехватило дыхание. Огромное, прекраснейшее, могущественное создание замерло среди бесконечной темноты, прямо между этих звезд, и сам Никола тоже часть этой картины, не просто крошечная крупинка, а полноценный участник, это существо из света прислушивается к нему…
Змей по-прежнему парил на месте. Почувствовав внимание Николы, на этот раз не оттолкнул, а приветственно взмахнул крыльями. Потом еще раз – медленно, вальяжно, даруя возможность насладиться их невероятным, потусторонним блеском, миллиардом чешуек – и у каждой свой особенный цвет. Они, конечно же, были Кораблем, но в то же время – чем-то иным, сотканным не из металла, а из волшебства. Как бы иномирцы ни презирали это слово, иного Никола бы не подобрал.
– Я тут. Пожалуйста, не прогоняй меня.
Почувствовав, что Никола отвлекся от любования, змей обиженно ударил хвостом.
– Так ты снова красуешься, приятель! – Никола засмеялся. – Есть у меня один друг, вы бы точно нашли общий язык.
Змей как-то особенно доверчиво ухватился за слово «друг». Никола понял, что теперь говорить хочет змей, а не он сам. И что ему откуда-то знаком этот язык – тишина, которая все же умела звучать иначе. Особая – нездешняя – немота.
Никола увидел – так, будто он и сам был сейчас там, – смеющуюся женщину, сидевшую прямо между крыльев змея. Она была мускулистой, плечистой – Никола сразу вспомнил Сину, – а еще очень смелой и сильной. Никола знал: она умела охотиться, и сражаться, и разжигать огонь… Она была воительницей, но не любила беспричинных кровопролитий. Она всегда вставала на защиту тех, кого любила. Николе вспомнилось слово «валькирия», вычитанное в одной из человеческих книг. Женщина и змей парили у самого моря, холодного, северного, и брызги летели им в лицо, и они оба делались очень счастливы, и все было серым – и небо, и вода, и сам змей, и даже глаза наездницы. Только ее туго сплетенная густая коса казалась почти белой.
Понимание наконец осенило Николу.
– Так вот какой была твоя прежняя душа?
Змей грустил. Он спрашивал, не видел ли Никола ее где-нибудь? Куда она пропала? Может, они знакомы?
– Нет. Боюсь, она… умерла.
Змей резко взмахнул крыльями. Никола ощутил, что тут, на Корабле, ему трудно удержаться на ногах.
– Но теперь я – твоя душа, слышишь? Ты выбрал меня. Я здесь. Я никуда не денусь.
Никола чувствовал, что змей наконец по-настоящему обратил на него внимание. Не из желания красоваться и не пытаясь сбросить докучливую муху. Он заглянул Николе, кажется, в самое сердце – и не отпрянул.
Никола ощутил, какими крепкими сделались крылья, о существовании которых у себя он даже не подозревал. Он вдохнул полной грудью. Позабыл про стены и пол под ногами
