– Ка-а-кой красавец!
Комплимент, естественно, был адресован не мне. Гера зарделся, почесал коротко остриженную голову. Гример Танюша не преминула напомнить о своих профессиональных обязанностях:
– Сейчас я вам парик подберу и сделаю макияж. Вот тогда вы узнаете, что такое настоящая красота!
Я толкнул Геру локтем и многозначительно взглянул на него, мол, Танюша тоже ничего, не робей, Рыцарь! Инга, освободив кресло, побежала переодеваться в костюм графини Лавани. Я не стал стоять над душой Геры, вышел под черное небо. Браз, вооружившись мегафоном, громко вещал на склон:
– Запасайтесь хворостом! Костров должно быть много!.. На краю обрыва меня слышат?.. У вас темно, огня не вижу!
Слоняясь без дела, я, должно быть, мешал тем, кто готовился к массовке. На тропе, бегущей на вершину Сокола, на меня налетел турецкий воин с охапкой хвороста. Хворост упал на землю, капюшон съехал с моей головы.
– Пардон! – сказал я воину.
Тот ничего не ответил, сверкнул глазами и принялся подбирать хворост. Я стал ему помогать. «Турок» был сердитым, он громко сопел и тыкался своим конусовидным шлемом мне в плечо. Его лицо, наполовину скрытое под черной кучерявой бородой и торчащими в сторону шикарными усами, было густо смазано тональным кремом, отчего «турок» изрядно смахивал на бородатого негра.
– А разве турецкие солдаты носили усы? – спросил я.
Воин не ответил, взвалил на плечо хворост и раскачивающейся походкой, как бывалый матрос по причалу, пошел по склону вверх. В роль входит, уважительно подумал я, провожая взглядом воина. Я хотел еще что-то подумать относительно его коренастой фигуры и квадратной спины, но вдруг рядом, едва ли не мне в ухо, раздался голос Браза:
– Внимание! Всем! Готовность номер один! Войскам рассредоточиться по склону! Крекс – на исходную позицию!.. Полководец меня слышит?.. Надо помахать в ответ рукой, а не кивать… Добавить огня! Вскрывать бутылки и обнажать мечи при появлении Крекса! И все дружно кричим!
Я отошел в сторону, чтобы не мешать съемкам сцены прибытия полководца. Кажется, я был прав, когда рассчитывал вернуться домой к утру. Сначала Браз отснимет несколько дублей с Крексом и приветственным воплем войск. Затем начнут долго, в зависимости от степени тупости, дрессировать нас с Герой, чтобы снять эпизоды с Рыцарем и Монахом. Мне проще. Я должен всего лишь посмотреть на то, как насилуют графиню, перекреститься и медленно отвернуться. Браз говорил – семь секунд. А вот у Геры задача посложнее. Он будет спускаться с горы на грешное войско, как воплощение божьей кары, поднимая над головой кончар. Сначала его снимут издали, фоном, а затем в замедленном режиме, крупным планом, покажут его тяжелую поступь, шикарный торс, крепкие руки, сжимающие оружие, его волевой взгляд и развевающиеся длинные волосы.
Ко мне подскочил очень озабоченный, но предельно вежливый молодой человек с имиджем положительного студента. Кажется, это был помреж, правда, ни фамилии, ни имени его я не помнил.
– Я вас не узнал! – чистосердечно признался он, вытирая платком пот со лба. – Богатым будете!
– На все воля божья! – покорным голосом ответил я и перекрестил «студента».
– Молодец! У вас все получится! – похвалил меня помреж. – А где ваш друг? Где Рыцарь?
– У гримера, – ответил я, чувствуя, как стремительно вливаюсь в круг киношной богемы, совсем недавно казавшейся мне недосягаемой, и знаю уже почти всю съемочную группу, и уже совсем не путаюсь в должностях и даже могу умно ответить на вопрос помощника режиссера. И чувство гордости за себя теплой волной согрело мне душу.
А ведь интересно здесь у них, подумал я, глядя, как помреж исчезает под навесом.
Оператор уже занял свое место на крутящемся стульчике перед кинокамерой. Браз, стоя на ящике с мегафоном в руке, вытянул вперед руку и стал похож на памятник вождю.
– Кирилл! – услышал я за своей спиной, обернулся и увидел, что помреж, безостановочно снимая и надевая очки, морщит лоб и покусывает губы.
Путаясь в полах рясы, я подошел к нему.
– Идите сюда! – кивнул он и исчез за ширмой. Следом за ним и я зашел в гримерную.
Изменившийся до неузнаваемости Гера меня потряс, и я издал возглас восторга. С длинными серебристыми волосами, опускающимися на плечи, в кольчуге с короткими рукавами, подчеркивающими мощь его бицепсов, в белой накидке, закрепленной на плече бронзовой брошью, он действительно напоминал благородного рыцаря. Вот только с лицом, по-моему, гример переусердствовала. Она накрасила ему ресницы, обвела черным карандашом глаза, подвела брови, оттенила скулы и, вдобавок ко всему, соорудила на его щеке косой шрам с запекшейся черной кровью.
– Узнал? – спросил меня Гера. Он был очень доволен собой.
Помреж стоял между нами и продолжал покусывать губы. Я проследил за его взглядом, пытаясь догадаться, что его так обеспокоило. Он смотрел на левый бицепс Геры с большой синей татуировкой, изображающей орла с «калашниковым» в когтях и контур карты Афганистана, опоясанный широкой надписью: «СПЕЦНАЗ. КАНДАГАР. 1986».
– Ну и что будем делать? – спросил помреж у Танюши. – Никак нельзя убрать?
– Я пробовала наложить толстый слой тонального крема, но тогда теряется рельеф руки.
Помреж повернул Геру другим боком. На правой руке красовалась большая черная роза, овитая колючей проволокой.
– Черт возьми! – выругался помреж. – Что ж делать?
На мужественное лицо Геры легла тень грусти. Он косился на свои татуировки, тихонько царапал их ногтями, словно хотел стереть. Над его артистической карьерой нависла смертельная угроза.
– Хорошо, что сейчас обратили внимание, – сказал помреж. – А если бы отсняли? Браз утопил бы всех нас в море. – Он скользнул по мне взглядом. – А ну-ка снимите рясу!
– Да я уже в роль вошел! – сказал я, нерешительно хватаясь за веревку, которой был подпоясан.
– Как вошли, так и выйдете!
Пришлось подчиниться. Помреж рассмотрел меня с ног до головы, пощупал бицепс, постучал по груди. Я на всякий случай показал ему зубы.
– И чего мы голову ломаем? Вот вам готовый Рыцарь! – сказал помреж Танюше. – Быстренько разукрась его – и ко мне!
Кажется, Гера без особого сожаления расстался со своей ролью. Он стащил с себя парик и с облегчением вздохнул.
– Тогда вам придется сыграть Монаха, – сказал ему помреж. – Не возражаете?
– Как скажете, – согласился Гера.
– Тяжелая роль! – покачал я головой, помогая Гере стащить кольчугу. – Молитвы знать надо.
Через полчаса я полностью перевоплотился в Рыцаря и, любуясь собой в зеркало, болтал с Танюшей об искусстве перевоплощения.
– Внешность предопределяет сущность человека, – импровизировал я философские бредни, раскачиваясь в гримерном кресле. – Я стал похож на Рыцаря, и мне уже хочется совершить ради женщины какой-нибудь подвиг. А вот если бы сыграл Монаха, то потом мучился бы от чувства вины. Так что вы, Танюша, можете считать себя создателем человеческих душ.
