— Так тебе и надо, — тихо сказал Стэн, выключая установку.
Квиллерен понес Коко домой. Кот внешне казался спокойным, но журналист чувствовал, как тот дрожит.
— Прости, старик, — сказал хозяин. — Это была подлая шутка.
В комнате Квиллерен осторожно опустил животное на пол.
Прибежала Юм-Юм, чтобы дотронуться до носа Коко своим, но кот не обратил на нее внимания. Он долго пил воду, потом встал на задние лапы и провел когтями по брюкам Квиллерена. Журналист взял Коко на руки и носил по комнате, пока не пришла пора идти на следующую встречу.
Он закрыл животных и направился к лестнице, но вопли за запертой дверью буквально разрывали журналистское сердце. Он медленно спускался по ступенькам, но крики становились все жалобнее и печальнее, и все опасения Квиллерена, что Коко его больше знать не хочет, испарились. Кот нуждался в нем. Обрадовавшись, Журналист вернулся и взял хвостатого друга с собой к Клатре.
Глава 18
Вообще-то Клатра приглашала Квиллерена зайти попозже (?) вечерком (?), когда оба смогут расслабиться (?). Но он сослался на занятость и сделал вид, что не понимает ее заигрываний.
В половину восьмого — самое пристойное для дружеского визита время — они с Коко приехали на такси в Орлиное Гнездо и достигли на лифте семнадцатого этажа. Коко ничего не имел против поднимающихся лифтов — другое дело те, что пытаются ускользнуть из-под его ног!
Клатра встретила гостей в пышном облаке бледно-зеленого шифона и страусовых перьев.
— Я не знала, что ты придешь с другом, — хрипло рассмеялась она.
— Этим вечером Коко пришлось нелегко, и он не хотел оставаться один.
И Квиллерен рассказал о жестоком эксперименте Расса с электронной музыкой.
— Опасайтесь молодых блондинов в белом! — изрекла Клатра. — Им есть что скрывать.
Она провела журналиста в уютную комнату — пестрые обои, пестрые шторы, пестрые мебельные чехлы — все в темно-бежевых, коричневых и золотых тонах. В задрапированном тканью помещении было ужасающе тихо, как в гробу. Чуть слышно играла музыка — что-то страстное, скрипичное. Повсюду аромат духов Клатры.
Квиллерен посмотрел на запятые, составляющие основу оформления комнаты, и попытался их сосчитать. Десять тысяч? Сто тысяч? Полмиллиона?
— Не выпьешь ли чего-нибудь? — В зеленых глазах появился заговорщицкий блеск.
— Только содовую. Спиртного я не пью.
— Милый, для любимого журналиста я могу сделать что-нибудь получше, — отвечала она.
Напиток оказался розовым, искрящимся и сильно пахнущим.
Квиллерен понюхал его и нахмурился.
— Домашний сироп из черемухи, — объяснила она. — Мужчинам нравится, потому что он горьковат.
Он осторожно отхлебнул. Неплохо. Даже приятно.
— Ты сама его сделала?
— Господи, нет! Одна из моих чудаковатых клиенток. Она изучает лекарственные травы. В составе напитка можжевельник, любисток, медвежье ухо и еще я не знаю что. От медвежьего уха растут волосы на груди, дорогуша, — добавила она, подмигивая.
Квиллерен сидел в жестком кресле, Коко свернулся у него на коленях.
— Ты выбрал единственное неудобное сидение во всей комнате! — возмутилась Клатра.
Сама она соблазнительно устроилась на пестром диванчике, окружив себя пестрыми подушками и тщательно замаскировав гипс на ноге складками шифонового одеяния. Ее плечи тонули под пышными страусовыми перьями, спускавшимися по груди до самых бедер.
Клатра похлопала по подушкам:
— Садись-ка сюда, устраивайся поудобнее.
— С больным коленом мне будет лучше в кресле, — ответил Квиллерен, и это было более или менее верно.
Клатра ласково его пожурила:
— Ты нас обманывал. На самом деле ты не журналист. Но мы все равно тебя любим.
— Не верь слухам, которые распускает твоя сестренка, — сказал журналист. — Я всего лишь репортер из «Бега», который мало получает и много работает, а неожиданными смертями интересуется в частном порядке. У Ив необузданная фантазия.
— Что поделаешь, — возраст.
— Кстати, ты знала, что Энди писал роман о Хламтауне?
— Когда Энди приходил сюда, — с наслаждением вспомнила она, — мы очень мало говорили о литературе.
— Ты хорошо знаешь Холлиса Прантца?
Клатра закатила глаза:
— Упаси меня Бог от мужчин в серых джемперах!
Квиллерен залпом выпил холодный напиток: в квартире было жарко. Коко походил на меховое одеяло. Но во время разговора кот, наконец, расслабился и к большому облегчению хозяина спрыгнул на пол. Вскоре Коко растворился в бежево-коричневом пестром узоре. Квиллерен вытер лоб. Ему становилось все жарче. Градусов, наверное, под тридцать; от запятых-головастиков рябило в глазах. Он смотрел на бежевый ковер и видел запятые; он поднимал глаза на белый потолок и видел головастиков. Журналист закрыл глаза.
— С тобой все в порядке, милый?
— Все нормально. Просто устали глаза. Тут очень душно.
— Может, приляжешь? Ты выглядишь как-то не в своей тарелке. Иди, приляг на диванчик.
Квиллерен уставился на соблазнительную картинку — мягкое ложе, подушки — и уловил движение за пышной рыжей шевелюрой. Коко тихо и незаметно поднялся на спинку дивана.
— Снимай пиджак, ложись и устраивайся поудобнее, — настаивала хозяйка. — С тетей Клатрой не надо думать о хорошем тоне.
Она одобрительно посмотрела на его усы и плечи, и ее ресницы затрепетали.
Квиллерен пожалел, что пришел. Он любил более утонченных женщин.
И терпеть не мог пестрых узоров. В последнее время его стали беспокоить глаза (наверное, уже нужны очки), и от вездесущих головастиков у него кружилась голова. Или от напитка? Он задумался об ингридиентах. Можжевельник, медвежье ухо, любисток… Что это за любисток?!
Тут Клатра чихнула.
— О! Извини!
Квиллерен воспользовался этим, чтобы сменить тему.
— Завтра хоронят старину Си Си, — сказал он, пытаясь казаться оживленным, хотя ему очень хотелось закрыть глаза.
— Он был настоящим мужчиной, — прищурилась Клатра. — Таких уже мало осталось, поверь мне! — Она снова чихнула. — Извини! Не знаю, что со мной такое.
Квиллерен заметил, что Коко зарылся носом в страусиновые перья.
— Айрис очень переживает, — вздохнул он.
Клатра достала из какого-то потайного кармашка шифоновый платочек и дотронулась до глаз, покрасневших и слезящихся.
