Постепенно пришли к тому, что стали дактилоскопировать всех, проходящих через полицейские органы. А мечта была откатать пальчики всего населения и тем самым повысить уровень контроля за ним до немыслимых высот.
Дактилоскопия оказалась незаменимой в деле учета криминального элемента. Достаточно громоздкие системы описаний, когда преступникам тщательно мерили череп, нос, уши, а также использование фотоаппаратов – все это не давало гарантии полноценной идентификации задержанного. А имена и паспорта – вообще смешно: можно выправить любые. А вот откатает эксперт пальчики доставленного лиходея на специальный дактилоскопический бланк, отправит в областную или центральную службу учета, и сразу становится ясно – это Ванька Кочубей из Сахалинской губернии, осужден три раза, совершил четыре побега, особо опасен и непоседлив.
В России дактилоскопические картотечные учеты прижились позже других стран – в 1906 году. После революции при Центральном управлении уголовного розыска было создано Центральное регистрационно-дактилоскопическое бюро. Позже оно было преобразовано в первые спецотделы в МВД-УВД. Теперь в досье на каждого жулика была его дактокарта. Появился архив с отпечатками пальцев, изъятыми с мест нераскрытых преступлений. Если данные не сработали сразу, не исключено, что сработают в будущем.
Вычленить из общего потока данных нужную информацию, идентифицировать фигуранта – работа огромная и неподъемная. Ведь все делается руками и глазами эксперта. И как из миллионов карточек выбрать одну? Перебирать все подряд? Для этого существует достаточно сложная система классификации. Папиллярные узоры разделяются по типам – петлевые, дуговые, узелковые. По их сочетанию выводится определенная формула. И тогда уже приходится проверять не миллионы, а порой всего лишь единицы карточек, что вполне по силам специалистам.
Но есть одна заковырка. Для верного поиска жулик должен оставить десять отпечатков пальцев, а желательно еще и ладонь. Чем больше «пальчиков», тем быстрее и с большей гарантией будет проведен поиск.
По идентификации отдельных следов рук, оставленных бандитами на «малине» в Шуваловске, работа предстояла огромная. Оставь Копач хотя бы восемь пальчиков, его тут же пробили бы по первому спецотделу МВД СССР.
С одним пальцем туда нечего и соваться. Но при осмотре изъяли, предположительно, пять его отпечатков. Не слишком, конечно, много, но с этим уже можно работать. Предстояло разослать «пальчики» по регионам и в Москву. И на сколько это затянется по времени – одному Богу известно. Тут уж вопрос везения и профессиональной внимательности экспертов.
– Работа по дактоучетам предстоит огромная, – сказал Ломов. – И затянуться может надолго.
– Фантасты пишут, что настанут времена, когда машины думать научатся, – мечтательно протянул Васин, начитавшийся журналов «Техника – молодежи». В последнем номере как раз была большая бравурная статья о перспективах думающих машин. – А еще говорить. И даже планировать все за нас.
– Ну и заливаешь, студент! Это твой патефон будет говорить, когда тебе вставать и зубы чистить? – развеселился Ломов. – И что у тебя на день запланировано.
– Пальчики машина будет сверять, шеф! – настаивал Васин на преимуществах технического прогресса. – Десять минут – и дело в шляпе! По фототелеграфу тебе из Москвы и портрет злодея пришлют, и его полную биографию. И адреса «малин», где он отдыхает.
– Это ж надо. Машина. С лупой и карандашом! – Апухтин рассмеялся, сбрасывая нервное напряжение от недоделанной работы. Ему вдруг представился робот, держащий в манипуляторе лупу, сверяющий дактоузоры, отчеркивающий карандашом детали и гулким голосом долдонящий: «Установлено соответствие. Личность идентифицирована. Установлено. Установлено. Установлено».
– Ну почему сразу… – надулся Васин.
– И задерживать тоже машина будет? – не мог успокоиться Ломов. – А мы на что?
– Кнопки будем нажимать, – буркнул Васин, возмущенный таким невежеством. – Тогда уже коммунизм будет. Воровать никто не станет. Люди будут сознательными.
– Преступники будут всегда, – возразил следователь. – Потому что обязательно найдется паршивая овца. И никакое воспитание тут не поможет.
– Главное, чтобы блеяла такая овца, только когда ей позволят, – сказал Ломов. – И не бодалась…
Между тем круговерть расследования все сильнее увлекала следственно-оперативную группу. Работы по проверке версий было много. Пытались зацепиться и по угнанному транспорту, который использовали бандиты. Мелькали в основном полуторки «ГАЗ-АА».
– Любимая машина, – говорил Ломов.
– Чтоб она им катафалком стала! – с чувством отвечал Васин.
Не дремала ГАИ в области, тщательно проверяя подозрительные машины. Продолжались проверки цыган. Агентура была настороже. Но Копач подтверждал славу заговоренного невидимки и не возникал нигде, кроме как на очередном налете.
– Какая же ушлая и опасливая мразь, – только и кивал Ломов.
Так прошло дней десять. И вот однажды на утренней летучке Апухтин торжественно положил руку на папку, как священник на Библию:
– Ну, вот и результат, – объявил он.
– Эксперты проснулись? – подался вперед Ломов, будто хотел схватить документы.
– Проснулись, – кивнул следователь. – Идентифицировали фигуранта.
– И кто же эта гадина? – спросил Васин.
– Некий Михай Арапу. Уроженец села Боржавское Чехословакии. Сейчас это Закарпатская область Украины.
– Ох ты, едрить-колотить! – воскликнул Ломов. – Иностранец!
– У цыган границ нет. В 1939 году с несколькими родственниками пробрался в СССР, – пояснил следователь. – Тогда же и начался его кровавый путь…
Глава 39 На колхозном рынке райцентра шумит яростная и красочная ярмарка. Съезжается сюда воодушевленный праздничным днем народ. Тут и крестьяне из окрестных колхозов, живущие рынком, и городские жители, мечтающие подешевле прикупить свежие продукты или предметы народных промыслов.
Суровые бородатые старообрядцы продают хомуты. Крепкие сухонькие старушки предлагают соленья из пузатых бочек. Висят разделанные свиные туши. Громоздятся горы плетеных корзин и лукошек. Цыгане пытаются продать хромую лошадь. Татары торгуют овощами и сушеными фруктами, громко расхваливают свой товар. Кричит седой дедок в просторном пиджаке явно с чужого плеча:
– Лучок зеленый, чесночок ароматный, укроп-петрушку берем, не проходим мимо!
Кружится народ, охваченный азартом купли-продажи. Звучит залихватски гармошка.
В этой толчее нельзя зевать. Карманники и шпана не дремлют. Вон вразвалочку идут приблатненные пацаны. А вон мальчишка беспризорного вида схватил с прилавка большое яблоко и бросился бежать.
– Стой, оголец! – кричит ему вслед бородатый дед, обедневший на одно яблоко. Но потом с улыбкой машет рукой и отечески напутствует беглеца: – Чтоб ты им подавился, шлепок коровий!
