подбородок и притягивает голову ближе к своему паху, не реагируя на слабые попытки освободиться. – Не бойся, паучонок. Ты справишься. Посмотри на меня.
Выполнив его требование, задыхаюсь от прилившей к лицу крови. Внутри всё закипает.
– Я никогда раньше не... – тону в карих глазах, практически смирившись с неизбежностью и даже начиная чувствовать какое-то нездоровое воодушевление. Адреналин, крушение запретов. Свобода: такая мучительно-сладкая, упоительная, – У меня, наверное, не получится.
– Не переживай, я подскажу, – я инстинктивно смачиваю губы, почувствовав затылком жар его руки. Лёгкое поглаживание, как поощрение, за которым, однако, угадывается жёсткий контроль. – Обхвати его пальцами... Давай...Теперь проведи ими до основания... Вот так. Видишь, ничего страшного.
Да что он говорит, ничего страшного! Член дёрнулся от моего прикосновения, как живой. В смысле живой – отдельно от непривычно бледного Арбатова, но всё же его продолжение. Это осознание приходит с пониманием того, как резко изменился ритм дыхания нависшего надо мной Мирона. Севший, растерявший ироничные нотки голос, бальзамом льётся на моё самолюбие. Кратко выдохнув, прикасаюсь губами к головке. На удивление, брезгливости нет, наоборот – кожа на поверку очень нежная с лёгким запахом цитрусового геля для душа.
– Моя хорошая... – выдыхает он болезненным стоном. Тёмные, почти чёрные глаза не отпускают, разливая дичайший огонь по мышцам. – Тебе даже делать ничего почти не надо... Просто потому, что это ты... И всегда будешь только ты. Слышишь?
Не слышу. Гул в ушах – надрывный, беспорядочный – глушит привычное восприятие слов. Вместо него – непоколебимость тона и бешеный отклик его тела. Бескомпромиссность вместо тысяч признаний.
Отстраняюсь, чтобы ещё раз смочить губы и повторить уже увереннее, повинуясь мягкому, направляющему нажиму на затылок. Язык по коже – вдоль крупной вены до пальцев, сжатых у основания. Секундная задержка и движение в обратном направлении. Я чувствую ртом пульс Мирона: тягучий, пьянящий в унисон глухому стону, возбуждающий отголосками его удовольствия.
Куда-то далеко отходит неловкость. Сено в волосах, нехватка воздуха, песок, царапающий колени – лишь слабый фон к всепоглощающему чувству единения. Пусть предосудительного, но такого естественного и необходимого сейчас нам обоим. Повинуясь усилившемуся нажиму ладони, принимаю нарастающие толчки его бёдер, чем старательно показываю и доказываю, что ничего не в силах меня отвратить. Взамен получаю весь жар красивого смуглого тела, которое толком не познав, успела полюбить. И это ничуть не меньше, чем я получила, сгорая от удовольствия в его библиотеке. Брать или давать – нет разницы, когда двое становятся одним целым.
Отрывистый шум его дыхания прибоем разносится внизу живота. От меня уже практически ничего не требуется, только ловить языком эхо его ощущений. Арбатов всё делает сам: аккуратно, но жёстко, в нарастающем темпе толкаясь мне в рот. Я лишь стараюсь не вгонять ногти слишком глубоко в его поясницу. Мир был нежен со мной, теперь моя очередь дарить ему себя.
Хрипло выругавшись, он делает ещё одно резкое поступательное движение и мои вкусовые рецепторы осваивают совершенно новый вкус. Сглатываю, стыдливо вытирая распухшие губы ладонью. Мир становится на колени, упирается лбом в мой лоб и сразу же крепко целует. Не знаю, как он понял, что для меня сейчас это важно. Не брезгует. Но смотрит в глаза с ещё большим упоением, чем прежде.
– Ты всё ещё надеешься от меня избавиться? – скользит он горячими губами к моему виску. Так ласково, что разбегаются мурашки.
– Я надеюсь всё-таки научиться плести паутину, чтобы ты никуда не сбежал.
Мой ответ частично прерывает раскат грома.
– А пошло оно в зад, это озеро. Поехали домой. Займёмся вплотную развитием наших отношений.
Глава 30. Пациент скорее мёртв...
– Ты самая красивая, знаешь? – шепчет Мир, вжимая меня собой в стену прихожей. Напрасно я думала, что случившееся на берегу озера его успокоит. Наоборот, весь обратный путь пришлось напоминать, что смотреть нужно на дорогу, а рукам хорошо бы лежать на руле. – Очень красивая. И этот сухой клевер в волосах больше никому так не идёт.
– Дурак, – смеюсь, безрезультатно пытаясь поднырнуть под его руку. – Мир, серьёзно, мне нужно в душ.
– Отлично, давно мечтал потереть тебе спинку, – невозмутимо отзывается Арбатов. Жар его дыхания щекочет шею, а боль в исцарапанных коленях напоминает, что я по-прежнему выгляжу не так, как хотелось бы выглядеть в такой особенный момент.
– Мне нужно в душ, – повторяю твёрже, напряжённо упираясь ладонями в его грудь.
– Хорошо, – выдыхает он с присвистом, – Ты же иначе не расслабишься, верно? Иди. Полотенце там есть.
Дважды повторять не приходится. Помня о его импульсивности резво срываюсь к двери ванной комнаты.
– Стой! Совсем забыл... – Мир всё же первым перехватывает ладонью латунную ручку. И внезапно ехидно смеётся, рывком привлекая меня к себе. – Ты такая доверчивая, паучонок. – окончание тонет в жёстком кусающем поцелуе. – Не смог устоять. Вот теперь беги.
Контрастный душ не помогает справиться с волнением. Живот сладко тянет, а руки не слушаются, роняя попеременно то гель, то мочалку. Никогда я ещё не купалась так быстро. Правда, в голову пару раз закрадывается робкая мысль, что стоило бы приличия ради задержаться, дабы набить себе цену, но я с негодованием гоню её прочь. Разве я продаюсь? Разве делаю кому-то одолжение? Мне не терпится точно так же, как Арбатову! Какой смысл лицемерить? Хочешь – делай.
Вот неловкость есть, её скрывать тоже не пытаюсь, когда захожу в полутёмную спальню сводного брата. Мир, предусмотрительно задёрнул шторы, будто подтверждая, что несмотря на откровенность предшествующих игр, самое сокровенное между нами только должно произойти. Сущая мелочь, но дышать становится чуточку легче. Я почему-то сильнее всего боялась, что Арбатов будет ждать, вытянувшись в дурацкой позе на кровати – голышом и с бокалом шампанского "для храбрости". Слава богу, прятать глаза не приходится: он по-прежнему в шортах, непринуждённо перебирает содержимое какой-то пластиковой коробки, стоящей на тумбочке.
– Зелёный или бурый? – вместо бокала с шампанским Мир вертит в пальцах два стеклянных пузырька. – Полякова, отомри, а то я выберу на своё усмотрение. Потом не жалуйся, что цвет твоих коленок не сочетается с трусами.
Растерянно хлопнув ресницами, опускаю взгляд на свои ноги. Ну поцарапала чуть-чуть, даже не до крови. Так, припухло незначительно, к утру и следа не останется.
– Арбатов, – сбито выдыхаю, с трудом сдерживая смех. – Ты б ещё гипс разводить начал.
Напряжение сходит
