Книга Ненасыть - Ирина Сон

Там уже одуряюще пахнет свежим кофе, и совсем неважно, что у сонного Василька получилось совсем невкусно – Серый забивает горечь молоком и сидит в углу, пока народ просыпается и подтягивается на вкусный запах. Прапор достает яйца и встает за плиту, Михась подает приборы.

Вид у всех такой, словно вчера была грандиозная попойка и сейчас они расплачиваются жестоким похмельем.

Заходит Верочка, моет руки.

Мама ставит на стол блюдо со вчерашним салатом. Прапор озвучивает задачи на день. Все завтракают остатками вчерашнего пиршества. Олеся встает у плиты и с энтузиазмом принимается за тесто – она решает отблагодарить хозяев яблочным штруделем.

Серый не уверен, что штрудель – это приемлемая цена за возвращение к жизни, но не вмешивается и вместе с Михасем и Васильком идет на огород – поливать посадки.

– Вот, гляди, какое богатство! – гордо объявляет Михась Васильку. – Вот здесь у нас горох и фасоль, здесь репа…

Серый чувствует, как его глаза в буквальном смысле лезут на лоб, несмотря на всю усталость от постоянного удивления. Все их вчерашние семена не просто проклюнулись – они вымахали в полноценные растения и издевательски кивают на ветру цветами и завязями. Михась же ведет себя так, словно выросшие за одну ночь растения – это в порядке вещей. Его больше интересует другое.

– …а где Прапор? – спохватывается он.

– В мастерской, кажется, – отвечает Василек.

– Он просто бросил на нас огород и пошел в мастерскую? – недоверчиво уточняет Михась.

Вместо ответа из глубины дома, там, где стоит пристройка, доносится едва уловимый звук какого-то столярного прибора. Василек пожимает плечами. Михась хмурится, что-то бурчит сквозь зубы, но не идет скандалить и закапывается в посадки.

А Серый не может прийти в себя. Огород, мистическим образом выросший за одну ночь, – это слишком. Если Олесю еще можно как-то объяснить – в конце концов, она действительно могла быть жива, – то как объяснить растения? Целый огород!

Грядки красиво очерчены, каждый кустик держит у колышка веселенькая желтая тесьма, и это просто добивает. Ведь не близнецы же облагораживали, ловя и подвязывая всю прущую культуру?! Хочется схватить кого-нибудь за рукав и панически спросить: «Сколько я спал?» Но Серый теряет всякую способность говорить и молча таскает ведра с водой туда, куда не дотягивается шланг. Руки украдкой щупают листья, проверить, не галлюцинации ли перед ним. Листья теплые, чуть шершавые, пахнущие терпким соком на изломе. Настоящие.

– Спокойствие, только спокойствие, – говорит себе Серый. – Все спокойны, и ты будь спокоен…

– Словно безмятежный лотос у подножия храма истины, – насмешливо подхватывает знакомый голос Тимура.

Он раздается откуда-то сверху, словно друг забрался на яблоню и притаился в ветвях.

«Но здесь нет яблонь. Здесь деревьев нет вообще», – флегматично замечает внутренний голос.

Серый останавливается, поднимает взгляд и, увидев на фоне голубеющего неба полупрозрачную, словно бы отлитую из стекла фигуру Тимура, констатирует:

– Я все-таки свихнулся.

– Ого! Ты меня видишь и слышишь! – восхищается Тимур. – Прикольно!

Серый молча ставит ведро в тенек у бани и идет в дом. Тимур летит за ним, бодрый почти до неприличия.

– Слушай, а ты не говорил, что этот щит бьется током. Я чуть наизнанку не вывернулся, когда дотронулся! Слушай, я боюсь соваться к этому столбу из источника. Вдруг меня поджарит? Только вместе с тобой! Ты чего молчишь? Эй, Серый! Ты что, меня не видишь?

Серый быстро забегает в туалет и блокирует ручку. Кнопка маленькая, и дрожащие пальцы соскальзывают с нее, отказываясь повиноваться. Наконец, закрыв упрямую дверь, Серый опускается на крышку унитаза и смотрит на призрачного Тимура. Тимур трещит и машет руками. Из этого «потока бессознательного», которое льется из полупрозрачного рта, Серый понимает, что это такой же внетелесный опыт, какой был у него.

– Ну, смотришь ты на меня. Чего не отвечаешь? – задумчиво говорит Тимур и машет рукой перед носом Серого. – Эй!

– Хватит уже мельтешить! – шипит Серый.

– Ага! – радуется Тимур. – Все-таки слышишь! Так что, сходишь со мной к кладбищу?

– С места не сдвинусь! Хватит с меня всяких странностей! – Серый сгибается, обхватывает голову руками, и Тимур стихает.

– Слушай, ну не пугайся ты так, – серьезно говорит он. – Ты же тоже через это прошел. Чего теперь-то психовать?

Последние крупицы самоконтроля уходят на то, чтобы не орать. Шепот выходит надрывный, почти неслышный. Такой, что у Серого перехватывает дыхание.

– Не пугайся? Не пугайся?! Я не испуган – я в шоке! Постоянном, непрекращающемся шоке! Даже мама, понимаешь? Они даже маму заколдовали! Она теперь уже сама никуда отсюда не уйдет! И память… Огород этот… Олеся шарлотку печет… И ты!

Серого уже трясет, сипение превращается во что-то бессвязное, из глаз начинают литься слезы. Краем сознания он понимает, что это нервный срыв, но остановиться не может. Тимур что-то говорит, но что – Серый не понимает и понимать не хочет. Только когда полупрозрачная фигура исчезает, а Тимур – уже материальный – с матами распахивает дверь, Серый приходит в себя.

И от того, как его резко успокаивает сам факт присутствия Тимура, живого и теплого, ему становится еще гаже. Серый скрючивается, скулит, скребет ногтями по кафельному полу в попытке выбраться обратно в нормальный мир. Этот холм, пруд, хозяева – всё душит сюрреализмом. Необъяснимое здесь – плесень. Все отравились в тот момент, когда вдохнули воздух. Странности проникают в каждую клетку тела, разъедают, меняют постепенно, неотвратимо. Возможно, это последний всплеск здравомыслия. Разве что Василек… А что Василек? Вдруг за пределами холма Василек давно рассыпался золотистыми искрами, а этот не сможет пересечь черную крапиву, потому что ненастоящий? Настоящий ли он, Серый? А Тимур?

Тимур сгребает Серого в охапку, укачивает и что-то шепчет нараспев. Серый устало опускает голову на его плечо, зарывается лицом в мятую футболку и затихает. Ему совсем не стыдно, бормотание убаюкивает лучше материнской колыбельной. Слезы иссякают, скрученные в комок нервы расслабляются.

– Тш-ш, ты не один, я с тобой, – наконец, разбирает Серый шепот Тимура. – Я тоже все вижу и ничего не понимаю.

Их руки совсем рядом, и они, несмотря на непохожесть, выглядят странно одинаковыми. Совсем не такими, как у всех остальных.

– Нам надо было уйти. Зря я не послушал маму, – всхлипывает Серый.

– Ты не понял? У нас не было ни единого шанса уйти от хозяев, – спокойно говорит Тимур, перебирая его волосы. – И это хорошо.

На Серого тоже накатывает уверенность – да. Эта плесень, что разрастается в их телах, – это хорошо. Потому что это вовсе не плесень.

Он успокаивается окончательно, и спустя минуту, когда они с Тимуром выходят из туалета, собственная вспышка кажется глупой и