к чертям! Не до тебя. Спешу к полковнику.
— Понимаю. Ему не позавидуешь. Хорошо, что навылет. Давай, — хлопнул Уинтерса по плечу. Если удастся, еще поговорим?
Дик удивленно взглянул на капитана, съязвил:
— Ты потерял свой шейный платок.
— Что? — смутился связист, чувствуя, как щеки становятся пунцовыми.
Уинтерс этого не видел, скрылся в палатке.
Командир 506-го полка лежал на матрасе из елового лапника, укрытый шерстяным армейским пальто. Возле него суетился офицер-медик. Он промокал влажной салфеткой кровь на губах Синка, поправлял повязку.
Уинтерс изумился бледности и худобе лица полковника, глубинам лобных складок. Особую тревогу вызвало поверхностное хлюпающее дыхание.
— Куда его? — шепнул комбат.
— Правая сторона ниже ключицы. Задето легкое. Пулевое ранение, — ответил военврач, не поворачивая головы.
— Говорить может?
Офицер выпрямился, возразил недовольно:
— Полковник слаб. Видите состояние. Ему в госпиталь надо.
Веки Синка дрогнули.
— Дик, это ты? — произнес комполка тихим хрипловатым голосом.
— Так точно, сэр. Вы проснулись?
— Я не спал. Подойди ко мне. Кернер, поднимите голову выше, мне трудно дышать.
Медик немедленно выполнил просьбу. Мешок с бинтами превратился в подушку.
— Меня задело, Дик. Извини, не могу подняться.
— Вам срочно нужно в госпиталь.
— Успею. Только управимся с бошами. Где Стрейер?
— Командир батальона убит.
— Плохо, — засипел Синк. — Очень плохо, — капельки крови выступили на губах. Военврач тут же промокнул их тампоном.
— Оставь, док. Это лишнее… Дик, ты здесь? Ты меня слышишь?
— Сэр, я рядом. Вот моя рука, — пальцы Уинтерса коснулись плеча командира. — Говорите.
— Кажется, нас подставили, Дик. Сильно подставили. Айк не виноват, но в штабе, видно, предатель.
— Сэр, это спланированная операция бошей. Кто-то их навел.
— Ты так думаешь?.. Мне приятно, что ты так думаешь. Ты вырос до командира батальона, Дик. В другой раз я распил бы с тобой бутылочку бурбона.
— Спасибо, сэр. Какие будут указания?
— Нас ждут в Бастони. Прорывайся туда. Доложи генералу Маколиффу все, что произошло с нами…
— Есть, сэр, прорываться в Бастонь.
— Иди берегом. Через озеро не ходи, потопишь людей. Собери всех и прорывайся.
— Сэр, здесь скоро будет 502-й полк. Может, стоит его подождать?
— 502-й готовится основательно. Будет только завтра. Боюсь, его встретят танки бошей. Ситуация развивается стремительно не в нашу пользу. Выступишь на рассвете, когда чуть осядет туман. Это приказ!
— Как быть с ранеными?
— Всех собери в бухте. Ночью санитарная колонна отправится на Седан. Думаю, боши нас не тронут. Им не до нас. Они упиваются славой нечестной победы.
— Я выполню ваш приказ, сэр, — рука капитана взметнулась к виску.
— Я верю тебе, капитан Уинтерс… Верю… — голос Синка слабел, переходил на шепот. — Действуй… Без проме… дле… ний…
ГЛАВА 9 Отто Скорцени. Дорога на Маас. 15 декабря 1944 года
Группа «Штилау» 150-й немецкой бронетанковой бригады осторожно двигалась в тумане по арденнской заснеженной дороге. Непроходимый лес враждебно принимал непрошеных гостей, подступая вплотную к крадущейся технике, царапал бока машин колючими лапами, тормозил движение острыми корягами, снежными заносами.
Джип разведки шел первым, зондировал путь. Следом нарушали патриархальную тишину бронемашины и грузовики с диверсантами. Сквозь утреннее сизое марево, лязгая гусеницами, шумно проходили «Пантеры». Железные листы, установленные вокруг пушек и башен, придавали танкам некоторое сходство с американскими «Шерманами». Связисты двигались, чуть отстав от грозных машин. Колонну замыкал цвета маренго темно-серый «Хорьх» в сопровождении нескольких мотоциклеток и «Пантеры» без опознавательной раскраски с антеннами радиосвязи.
Несмотря на свет прожекторов, подсказки командиров экипажей, торчащих, как столбы из башенок, опасность свалиться в кювет на крутых поворотах и подъемах была реальной. Третьи сутки над Валлонией висел плотный угнетающий туман.
Оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени в буквальном смысле не находил себе места. Двухметровая фигура эсэсовца с трудом вмещалась на заднем сиденье «Хорьха». Колени, словно копыта мустанга, топтали жилистый зад водителя, а голова билась о потолок. Главный диверсант вермахта сожалел, что пересел в машину подполковника Ольбрихта. Помощник фюрера подвязался ехать до Нешато, чтобы лично убедиться в разгроме американского десантного полка, прихватив фотокорреспондентов.
После очередной встряски Скорцени заметил раздраженно:
— Господин Ольбрихт, удивляюсь вашему хладнокровию. Тянемся, как стадо баранов, а вы мечтаете в полумраке.
От нависающего эсэсовца разило перегаром. Франц, взглянув косо на главного диверсанта, назидательно ответил:
— Отто, берегите нервы! Они пригодятся в боях за Маас. Здоровье, смотрю, вы вчера подорвали. Хотите поправить? Я всегда держу про запас дядюшкину фляжку с коньяком.
— Не вижу препятствий! Башка раскалывается. Давайте, — глаза Скорцени радостно заблестели.
Франц достал из внутреннего кармана фляжку с нацистским гербом, подал Отто.
— Берите, друг. Предупреждаю, там должно в остатке что-то булькать.
— Несомненно, дорогой Франц.
Ароматная жидкость торопливыми глотками переместилась в объемный желудок немецкого гиганта.
— Благодарю! — выдохнул Скорцени облегченно. Открыв окно, высунул голову.
Ледяная морось обжигала лицо, шею. Капельки влаги затекали за ворот. Шрам от некогда располосованной на дуэли левой щеки от уха до подбородка уродливо сжимался от холода.
— Бр-р-р, — втянул голову диверсант, сплюнул, закрыл окно.
— Я вас предупреждал, Отто, — усмехнулся Ольбрихт, — нельзя напиваться, как сапожник. Даже если фюрер вас лично поблагодарил за участие в штурме Бастони.
— Каюсь, перебрал. В последнее время у нас не было случая устроить праздник, а здесь такой повод. За коньяк спасибо. Превосходный! Ваш дядюшка знает толк в подобных напитках. Кстати, где сейчас генерал?
— Генерал Вейдлинг готов наступать. Ждет, когда мы с вами займем переправу через Маас.
— Пусть прогревает двигатели. Два-три дня, и мосты будут в моих руках. Трем группам удалось пройти сквозь брешь, открытую в союзнических линиях, и продвинуться до берегов Мезы в районах Юи, Намюра и Динана. Там они спокойно устроились на пересечении дорог, дают ложные направления проходящим частям, проводят диверсии. Предупредил: не переусердствовать, затаиться, ждать команды.
— Есть опасения?
— Еще бы. Моя бригада — это бригада глухонемых.
— Кого? Глухонемых? — Франц рассмеялся звонко. На глазах выступили слезы. — Еще скажите слепых!
Прыснул и Криволапов за рулем, хотя не понимал сути разговора: шеф смеется, значит смешно, можно поддержать.
— Да-да, глухонемых, я не шучу, — повторил Скорцени, облизав пересохшие губы. Хотелось пить. Но ему было приятно, что он рассмешил Ольбрихта и продолжил рассказ: — Лингвисты из вермахта подобрали мне всего дюжину людей, в основном бывших моряков, которые могут разговаривать на американском сленге. Около сорока человек нашлось, кто может бегло общаться. Человек сто пятьдесят — те, кто может сносно говорить. Двести — это те, кто что-то помнит из школьной программы. Остальные знают только «да» или «нет». Это почти две тысячи солдат. Вот я и говорю, что у меня бригада глухонемых фальшивых американцев. Она одета непонятно во что, вооружена, как попало.
