слугу. В доме моей семьи всё… куда скромнее.
— А Филипп как? Его-то визита среди ночи мне, полагаю, ждать не стоит?
— Не стоит.
Какой сюрприз.
— Филя по-прежнему в печали?
— Вероятно, — Люсьен остановился возле кровати, изучая меня в золотистом свете ночников оценивающим мужским взглядом.
— Ладненько, раз ты здесь, будь другом, просвети тёмную меня по некоторым вопросам, — я помахала книгой в воздухе, и Люсьен с некоторым трудом оторвался от разглядывания очертаний моей груди под тонкой белой тканью ночной сорочки.
— Каким… вопросам? — он перевёл непонимающий взгляд на книгу. Моргнул, наклонился вперёд, прочитал название, и выражение лица стало совсем растерянным. — «Книга доменов, перепутий и переломов»?
А ты о чём подумал, милый? Что я тут сижу, вся такая истомлённая, в обнимку с Камасутрой и жду не дождусь мужчину, который растолкует мне все неясные моменты и заодно пару-тройку особо интригующих поз покажет? На личном примере, ага.
— Я успела прочитать только вводную часть и пробежаться по списку доменов, но у меня уже куча вопросов, — я положила книгу на колени, пролистала в поисках нужного места. — Что конкретно случилось во времена Великого излома, спрашивать не буду, ибо не уверена, что хоть кто-то в курсе… А, вот. На карте переломы обозначены как обычная граница между странами, разве что чуток пошире стандартной линии, но на самом деле какова их примерная площадь?
Наверное, здесь Люсьен смекнул, что зря ввалился в опочивальню этой странной адары, твёрдо намеревающейся ночью книжки читать, а не сочетаться.
— Тебе это действительно интересно? — в голосе пробилось сомнение, то ли в самой этой идее, то ли в моей адекватности.
— Да! — с жаром ответила я. — Потому что я пытаюсь понять, но понимаю не всё… это же не просто эльфы, драконы и магические академии, или нарочито страдающее средневековье, или даже какая-нибудь псевдовикторианская эпоха.
Тяжело вздохнув, Люсьен присел на край кровати, скинул обувь и подтянул под спину подушку. Пододвинулся ближе ко мне, заглянул в раскрытую книгу.
— В точности неизвестно, но есть предположение, что переломы площадь занимают незначительную. Трудность в том, что, попав в него, человек теряет всякие ориентиры, блуждает в нём как в густом тумане.
— На самом деле звучит жутковато.
— И, говорят, в глубинах переломов водятся всякие твари, — добавил Люсьен серьёзно.
— Правда? — не поверила я. — Мгла наступает?
— Нет. Переломы, по счастью, статичны, колебания минимальны.
Надо же, какие термины пошли.
— Что за твари?
— Не знаю. Нынче в переломы мало кто суётся, а истории о неведомых чудовищах сохранились с давних времён.
— Но из самих переломов никто ведь не лезет, да? Оки, едем дальше, — я перевернула страницу. — Адары именно телепортируются через перелом, а не проходят через него напрямую?
— Да, — помедлив, отозвался Люсьен.
— Почему адары не захватили власть над миром?
— Что, прости?
— Адары единственные во всём мире способны без проблем преодолевать переломы и поддерживать взаимодействие стран и народов друг с другом, но при этом они не занимают руководящих должностей, а положение их зависит от того, в каком роду адаре повезло родиться. Ну, или не повезло. Есть рабочие лошадки, условные простолюдинки, у которых нет почти ничего, а есть привилегированные адары-аристократки, у которых есть многое, однако настоящей властью они всё равно не располагают. Почему так?
— Почему? — Люсьен откинулся на подушку, задумчиво посмотрел на отороченный бахромой балдахин. — Мама рассказывала нам с Надин так. Появление адар после Великого излома казалось даром богов. Поэтому их назвали адарами — дар Анайи Плетущей, богини, пришедшей вместе с ними. Они и сами в глазах многих были если не богинями, то благими вестницами её воли, ниспосланными на землю для спасения простых смертных. Люди приносили множество даров к их ногам, славя их появление и моля об открытии путей между доменами. Тогда же первые адары укрепили своё положение, став основательницами ныне старейших родов. Неизвестно, были ли у них в действительности планы на, как ты сказала, захват власти над миром, но…
— Что-то пошло не так? — озвучила я напрашивающийся вывод.
— Вероятно. Чем больше проходило времени, тем меньше люди славили адар как прежде. День за днём люди смотрели на них, пользовались их… услугами, платили им и видели, что ничем-то вестницы богини от них, простого народа, не отличаются. Они… пожалуй что привыкли. В каждом домене появился свой правитель и свой храм, чьё существование так или иначе зависело от адар. И оба не хотели, чтобы кто-то был выше их. Храмы, посвящённые всея Отцу, противились воле Анайи, и постепенно она слилась с всея Матерью. Потому имя её сейчас произносят редко. Правители желали быть уверенными, что сумеют удержать в узде эту силу, опасную, но и нужную. Стать сочетаемым адары больше не было высокой честью. Началось… противостояние между доменами, между доменами и адарами, между адарами и народом, какого никто прежде не видел. Оно многих напугало не на шутку, не говоря уже о разрыве связей. Тогда правители и старшие адары собрались, заключили договора и приняли законы.
— Те самые, регулирующие деятельность адар?
— Да. И те роды, которые появились непосредственно перед принятием и после него, уже не могли добиться ничего из того, что было у старейших родов. Спустя некоторое время появление новых родов вовсе стало редкостью.
— Понятно, — я закрыла книгу, отложила её на столик и выключила ночник.
Несколько минут мы молчали, думая каждый о своём.
— Варвара?
— М-м?
— Почему при первой нашей встрече ты назвалась этим именем, хотя все, включая твоих родных, называют тебя Феодора?
Вопрос на засыпку, да.
Я сползла вниз по подушке. Говорить правду я не собиралась. Уж точно не сегодня. Я в этом мире в прямом смысле без году неделю и пока не выяснила, как тут относятся к попаданкам в чужое тело. Но и на амнезию непонятно откуда взявшееся имя не спишешь.
— Варвара моё… второе имя.
— Адарам не дают вторые имена, — возразил Люсьен.
— А у меня есть. И ты сам называешь меня Варварой.
— Потому что ты откликаешься на него быстрее, чем на Феодору.
Наблюдательный какой.
— Добавь в копилку странностей имени меня.
— Добавил.
Ещё минута-другая тишины, нарушаемой лишь стрекотом цикад за распахнутым окном, и Люсьен повернулся ко мне, навис, загораживая свет от пузатой лампы. Всмотрелся в моё лицо, склонился ниже и поцеловал, осторожно, вопросительно. Я ответила, обвила руками шею Люсьена, притягивая его ближе к себе.
Чёрт, а я ведь не предупредила, что Феодора, скорее всего, не девственница…
Ладно, пусть сюрпризом будет.
Глава 11
Со слов Эсфел выходило, что без острой нужды вставать к
