что я важен для Борограда?
— Хотели бы убить — убили бы, — холодно сказал Массер. — Но вы выжили. Не знаете, почему?
— Повезло? — почти искренне предположил Гаттак. Он действительно и сам еще не знал, как оказался после нападения в школе.
— Не думаю, — скептически ответил клирик и задумался над чем-то. — Ладно, давайте продолжим. Нам известно, что в день нападения вы были в некоем питейном заведении. Не отпирайтесь, хозяин заведения вас опознал.
— Зачем мне отпираться? Я действительно там был. Заказывал чай и яичницу.
— Да, и заказа своего так и не дождались, вас что-то отвлекло.
— Да, клирик, — спокойно признался Гаттак, не понимая, к чему клонит дознаватель, — я увидел в окно странное происшествие. Двое ваших подопечных задержали одного из торговцев на площади, люди вокруг начали возмущаться, и я вышел разобраться.
В этом месте рассказа Гаттаку показалось, что клирик поморщился, как от зубной боли. Странно, к чему бы это?
— Что вам до того скорняка? — совладав со своей мимикой, спросил Массер.
— Ничего, клирик, — Гаттак подумал немного и решил, что ответы должны быть приправлены достаточным количеством правды, так можно замаскировать любую ложь. — Я был знаком с этим стариком, покупал у него несколько вещей. Наша одежда, простите, никуда не годится в этом климате. Старик меня здорово выручил однажды, продав пару меховых стелек, и я лишь хотел проявить участие. Его дело могло выеденного яйца не стоить.
— Что вы имеете в виду?
— Клирики часто перегибают палку, вы и сами это знаете. Зачастую задержания проводятся только по причине недостаточно налаженной коммуникации служителей Бора и местного населения. Я действительно хотел лишь разобраться, в чем дело, и помочь сторонам понять друг друга. Старик плохо говорил на столичном наречии, и ситуация могла разрешиться довольно просто, вмешайся я.
— Но вы не вмешались.
Гаттак понял, к чему клонит клирик, и честно признался:
— Да, клирик, Массер, я не вмешался. Меня отвлекли и увели с площади.
— Кто вас отвлек?
Они и так наверняка знали, с кем ушел Гаттак из той питейной. Ломать комедию и еще сильнее вязнуть во лжи не было никакого смысла.
— Я встретил свою сослуживицу, учительницу младших классов Маршу Фарр.
— И что она вам сказала?
— Да ничего практически не сказала. Она в Северном длительное время живет, знает местные порядки. Велела не влезать в дела клириков и посоветовала убраться оттуда подобру-поздорову.
— Вы ушли вместе?
— Да.
— Куда вы направились?
— Не знаю, я просто шел за ней.
— Почему?
— А почему бы мне не пойти с тем, с кем я знаком?
— Но вы говорили, что перед нападением просто прогуливались по Северному.
— Да, клирик, говорил, — Гаттака начинал раздражать этот въедливый бюрократ, но свое раздражение он решил не выказывать и спокойно перешел в контратаку, — но я не говорил, что гулял один.
— Вы умолчали, что были именно с Маршей Фарр.
— Вы не спрашивали. Не думал, что это важно.
— Но вы не поинтересовались ее судьбой ни разу за все время вашего пребывания здесь.
Да, действительно косяк. Сказать, что спрашивал Корру? Не поверят. Они с Коррой не говорили о Марше. Они вообще ни словом о нападении не обмолвились, и прослушка это подтвердит.
— Почему я должен интересоваться ее судьбой?
— Двое высших прогуливаются по поселку. Совершается нападение, после которого один из них почти месяц лежит при смерти и лишь чудом выживает. Разве нелогично было бы узнать о судьбе вашей спутницы?
— Нас с Маршей ничего не связывало. В тот день я впервые увидел ее вне стен школы. Если честно, клирик, я вообще хотел скрыть ото всех факт своего общения с этой девушкой.
— Отчего же? — удивился клирик. Массер понимал, что Гаттак юлит и пытается выбраться из той ловушки, которую он ему расставил.
— Моя супруга очень ревнива, — не моргнув глазом, соврал разведчик. — Нас поженили слишком рано, и она еще не научилась держать свои чувства и переживания под контролем. На людях она этого не показывает, но любой женский взгляд в мою сторону расценивает как посягательство на ее мужа.
— И?
— И крепко выносит мне мозг после этого. Я не хотел бы, чтобы Корра думала, что я мило общаюсь с другими девушками у нее за спиной. После этого мне спокойной жизни не видать. Ну, вы же знаете женщин.
— Я? — удивился клирик. — Нет, с чего мне знать о таких вещах? Я служитель церкви, для нас такие вещи непозволительны.
— Простите, я забылся.
— Хорошо. Допустим, — Массер понимал, что версия Гаттака вполне правдоподобна, и ему явно не нравилось это.
— Почему бы вам самому не разузнать у Марши Фарр обстоятельства того дня? — укрепил свою версию Гаттак. Ему и самому было интересно, как из этой ситуации выкрутилась бы тайная кнесенка. Хотя на самом деле Гаттак догадывался, что после того происшествия Марша, скорее всего, пустилась в бега. Как, собственно, и ее отец Владимир Фарр, оператор путепровода на железной дороге.
— К сожалению, не могу, — признался клирик. — Марша Фарр пропала в тот же день и до сих пор не объявилась.
— Какой ужас, — Гаттак постарался вложить в свои слова максимум сопереживания. — Значит, раз она пропала, на самом деле нападали не на меня, а на нее!
— Этого я не говорил, высший, — Массер присел на кровать Гаттака и, помолчав с минуту, сказал. — Учитель, я не стану скрывать от вас факт того, что мы давно следим за вами.
— Этого следовало ожидать, клирик.
— Да? Почему же?
— Я уличил директора Мику Борова в нечистом ведении дел в первый же день своего пребывания в школе. Он обещал натравить на меня вас. Признаюсь, я удивлен, что вы обратили на меня внимания только сейчас. Собственно, после нашей с ним стычки ситуация со снабжением в школе разрешилась в пользу детей, и я на том успокоился. Думал, что директор тоже спустит все на тормозах. Но, как оказывается, нет, не спустил.
— Не спустил, — подтвердил клирик. — Более того, он снабжал нас ценной информацией о вас и ваших, так сказать, методах обучения детишек низших.
— Да? И что же он вам сообщил? — тут уже Гаттак почувствовал под ногами благодатную почву, которую сам же и заботливо и готовил. — Что я связан с подпольем? Что передаю им секретные сведения? Что обладаю секретной информацией? Бросьте, клирик, если вы следили за мной, то прекрасно знаете о том, что ничего такого я детям не рассказывал. Да, я придумал для них игру в разведчиков, сыграл, так сказать, на их слабостях. Все знают, что эти дети брошены своими родителями, что их родители в большинстве своем повстанцы и бунтовщики. Эти дети живут одной лишь мыслью о сопротивлении нам, высшим. Я лишь подыграл им, занял этим все их мысли и подспудно обучал. Я давал им крупицы знаний о нашем с вами мироустройстве, давал им пищу для ума. Я заставлял их думать своей головой. Рано или поздно они склонились бы к мысли, что общество, созданное богом нашим Бором, не так уж и плохо, как им раньше казалось. Они поняли бы со временем, что наше общество построено на справедливости и законе. Поняли бы, что все, о чем им раньше говорили их родители-бунтовщики — ложь. Я выполнял возложенную на меня Бором миссию. И заметьте, сам Бор при этом был не против моих методов. Не кажется ли вам, что иначе этого разговора не было бы?
— Да, — Массеру пришлось признать очевидное, — сверху нам действительно не поступало указаний держать вас под наблюдением. Перед Бором вы чисты. Пока чисты.
— Тогда, клирик Массер, я не понимаю сути ваших претензий ко мне. Если дело лишь в доносе директора, то со своей стороны могу посоветовать вам крепче бдить за своей паствой. Директор Боров — расхититель собственности Родины, он наживался за счет финансирования школы из государственной казны. Вы не только ничего не предприняли, вы еще и пошли у этого человека на поводу. Или же все дело в том, что вы с директором Боровым дружны? А может, и вы имели что-то с его делишек?
— Не зарывайтесь, высший Гаттак! — вскипел вдруг Массер.
— А то что? Что, клирик? — Гаттак перешел в наступления, почуяв кровь. — Вы ничего не сделали для обеспечения безопасности высших в поселке. Вы покрываете серые делишки директора школы, а раз так, то, возможно, покрываете и другие коррупционные схемы. В Северном много предприятий, и добрая половина из них — оборонные. Одна моя молитва, одна моя искренняя исповедь в исповедальне, и вам самому придется объясняться перед клириками Борограда. А, быть может, и перед самим Бором. Это вы, клирик Массер, не зарывайтесь. Если у вас ко мне всё, оставьте меня в покое и потрудитесь удалиться.