Книга Повилика - Катерина Крутова

На этом Виктория отходит, бросив на прощание:

— Расслабьтесь. Я не собираюсь седлать первого встречного.

— Хотя, Себастиан, — Виктория выразительно стреляет в Керна соблазнительным взглядом, — это ваш последний шанс на величайшее наслаждение в бестолково прожигаемой жизни.

Бас салютует полупустым бокалом и кланяется:

— Мадам, об отказе Вам я буду сожалеть до самой смерти, но, пожалуй, предпочту скуку долгих лет краткому мигу удовольствия.

— Что значит «часть прорастет»? — обращаюсь к жене, как только за тещей закрывается дверь.

Лишенная общества скорбящей вдовы библиотека в миг становится просторнее и светлее.

— Инициация, — поясняет Лика и, видя недоумение на наших лицах, милостиво поясняет:

— Процесс передачи части силы, знаний и опыта от старшей к младшей. Так мы укрепляем связь с родом и обретаем свои способности, суть каждой Повилики проступает рисунком, похожим на тату. У матери это колючая, костлявая и терпкая дикая ежевика. У Полин была своевольная и прекрасная роза. Это всегда лиана, вьющееся или плетистое растение. Основа нашей жизненной философии — опутать выбранного господина и выпить из него все соки. Во время инициации молодой росток укореняется, а старый стебель становится основой для будущего роста. Замыкается цикл перерождения написанием и передачей гримуара. В нем Повилика делится самыми важными секретами и открытиями. И, возможно, я действительно неблагодарная дочь, но мне категорически не хочется, чтобы Виктория передала Полине часть своего мировоззрения вместе с секретами и опытом.

Лика задумчиво кусает ноготь. Полина игнорирует взрослых, погрузившись в чтение. Бастиан деликатно оставляет нас наедине с семейными тайнами, но, подозреваю, приятелю просто надо снять стресс после перенесенных домогательств.

— Почему такие сравнения — слабое семя, молодой росток, прорастающий стебель? Точно лабораторная по ботанике, того и гляди до пестиков и тычинок дойдем. Такая образность речи — тоже дань вашим семейным традициям? — в моих словах сквозит легкая злость — как всегда идущая об руку с непостижимым и странным.

Лика смущенно улыбается и примирительно касается моей руки. Синие глаза глядят пронзительно, точно взвешивают — можно ли доверить еще одну тайну уже изрядно потрепанной предыдущими откровениями психике. Наконец, смирившись с неизбежным и заранее принимая последствия, Лика шумно выдыхает и выдает:

— Я должна тебе признаться. Мы — не совсем люди.

Вот те раз! Спросил так уж спросил. Ну что ж, продолжаем погружение в мрачные глубины признаний.

— Ведьмы? — озвучиваю давнее подозрение.

— О, Боже, Влад, почему так банально?! — Лика тихо смеется:

— Вопреки расхожему мнению, мой мистически настроенный супруг, ведьмы, в большинстве своем были обычными людьми.

— Мутировавшие вампиры — энергетический подвид? — делаю я вторую попытку, вспоминая источник жизненной силы своей жены.

— Уже теплее, — подбадривает и хитро улыбается. Ей явно нравится меня дразнить. А я пытаюсь сложить в единое целое разрозненные пазлы знаний:

— Древнее божество, лесная нимфа, наяда, эльфийка?

— Гибрид греческой мифологии и «Властелина колец»? Версии становятся интереснее и горячее, — Лика подается вперед и с неожиданным пытливым весельем заглядывает мне в глаза, — сдаешься?

Киваю, надеясь, что готов к правде. Но ответ переворачивает привычную картину мира с ног на голову.

— Мы — растения, — выдает Лика и ждет реакции.

Но я молчу, втайне надеясь, что выгляжу не полным идиотом, замерев с отвисшей челюстью и удивленно вылупленными глазами.

— Точнее, это наша национальность по материнской линии. Отцы у нас обычные люди, как ты и Робер, — поясняет совершенно нормальная на вид женщина из плоти и крови, которую я разглядываю на предмет сходства с травой, деревом или комнатным цветком. Сознание услужливо подкидывает воспоминание о визитке с телефоном психиатра, которого Бас настоятельно рекомендовал мне неделю назад. Вероятно, один из нас двоих точно бредит — то ли сознание Лики помутилось на почве утраты отца, то ли мой разум накрылся волшебным тазом маразма.

— Выйдем в сад. Тебе явно нужно на свежий воздух, — жена берет меня под локоть и толкает в сторону приоткрытых стеклянных дверей, ведущих во внутренний двор.

— С зелеными родственниками будешь знакомить? — нервно хихикаю, переступая порог, и позволяю усадить себя на садовые качели.

— Не наступи на тетушку Петунию и дядюшку Хрена! — подхватывает шутку Лика, но осекается, встретив мой растерянный взгляд.

— Переборщила с откровениями? — спрашивает и заботливо касается щеки.

Киваю, мысленно ругая себя за чумное молчание. Но кровная связь Лики с капустой или смородиной никак не желает обрести приличествующую разумной мысли форму. И тогда моя чуткая, внимательная, понимающая жена заключает меня в объятия и шепчет на ухо похожей на заклинания скороговоркой:

— Прости, я сама толком не знаю, как все устроено. Только пересказываю услышанное в детстве. Мол Повилики — ростки Древа Жизни, порожденные матерью-Природой. В целом, мы совсем обычные — из плоти и крови. Просто чуть больше нуждаемся в солнце и воде, да и в пустыне, пожалуй, вряд ли сможем выжить. Чувствуем связь с растениями. Виктория, например, умеет вычленять полезные свойства трав, а бабушка выращивала лучшие цветы на всем побережье. Только мне ничего не передалось. Ты же видел, как дочь общается с кустом бузины? Решила — догадался о нашей сути. Прости, что вылила это на тебя, не подумав… Надеялась, что поймешь, как всегда меня понимал. Но, наверное, это слишком… Прости, что я, как и все Повилики думаю только о себе, паразитируя на господине…. Ты достоин нормальной женщины, а не такой, что не способна даже любить… Если ты решишь снова уйти…

Теплые слезы обжигают щеки, смягчают накрахмаленный ворот рубашки и я, отрезвленный раскаянием жены, обнимаю ладонями ее заплаканное лицо. Скольжу большими пальцами по линиям подбородка, очерчиваю скулы, стираю катящиеся капли, глажу влажные алые губы. Доверчивая, открытая и прекрасная — растение, которое не может любить. Но кто запретит мне любить растение?

— У нас симбиоз, а не паразитизм, — успокаиваю растревоженные откровением сердца долгим, примиряющим с реальностью поцелуем.

*

Шимона скосила подслеповатые глаза с вышивки на замершую у окна госпожу. Повилика не сводила взгляда с наглухо запаянной рамы. Баронесса стояла без движения больше часа, только изредка вздрагивающие пальцы да вздымающаяся грудь выдавали биение жизни в прекрасной статуе.

— Ты бы поела, милая. Негоже себя голодом морить, — кряхтя старая служанка поднялась и, прихватив с подноса ломоть свежего хлеба направилась к женщине. Но Повилика не повернулась и не шелохнулась. Шимона озабоченно покачала головой и протянула руку, точно хотела коснуться баронессы, но в последний момент передумала и отправилась к двери.

— Прикажу принести малютку Викторию. Ребячья возня — лучшее средство от черной