в уже ставший привычным бар и просидел там следующие несколько дней, лишь ненадолго поднимаясь к себе, чтобы умыться, поспать и просто переждать время, когда заведение закрывалось: с пяти утра до обеда.
Жизнь возвращалась в прежнее русло. Уже через месяц Габриэль поехал на соревнования, на которых занял первое место, – теперь у него стало на одного хорошего соперника меньше.
А через год раздался звонок: Кирстен Д’Арси, словно призрак с того света, звала его приехать на годовщину смерти Бетани Диллон. И он не смог ей отказать.
***
Звонок прорезал воздух, как горячий нож подтаявшее масло. От резкого звука некуда было скрыться и приходилось только ждать, что он прекратиться, потому что вставать и идти искать телефон было выше его сил.
– Ты ответишь или нет? – отец тоже его слышал. Не мог не слышать.
– Щас! – крикнул Габриэль, пытаясь перекричать ненавистную мелодию.
Телефон нашелся под грудой одежды в самом углу. Была бы мать дома, уже оттащила бы это безобразие вниз в стиральную машинку. Но она уехала хоронить свою мать неделю назад, и дома царил полный бедлам.
– Алло, – можно было бы сбросить, но палец сам потянулся к зеленой кнопке.
– Габби, ты можешь приехать?
– Что? Кто это? – спросонья соображалось не очень.
– Это мама. – Сигнал был с помехами, и было сложно расслышать что-то достаточно четко.
– Мам? Ты чего звонишь? – скривился Габриэль. Только этого ему не хватало.
В то время он еще был жутко зол на нее. Накладывались и обиды детства, и то, что она уехала, оставив их с братьями с этим монстром, их папашей. Да и в принципе никогда не вставала на их защиту.
– Мне… Мы вчера похоронили бабушку. И ты нужен мне, сыночек, – шуршал еле слышно в трубке голос. – От нас ходит автобус и…
– Я не поеду, – прервал ее сын и завершил звонок.
Пройдет еще неделя, мать вернется домой, соберет свои вещи и навсегда уедет, даже никого не предупредив. Просто однажды не был приготовлен завтрак… А Габриэль будет думать о том, смог бы он что-нибудь изменить, если бы поехал тогда к ней. Показал бы, что хоть кто-то любит ее и готов поддержать в трудный момент.
Примерно через полгода раздался второй звонок. На этот раз Габриэль ответил сразу – никогда не выпускал телефон из виду.
– Алло, – голос чуть дрожал, как и всякий раз, когда звонил незнакомый номер.
– Габби, – это была мать.
– Мама, – не сумев скрыть вздох облегчения, простонал Габриэль. – Ты где?
Он не хотел этого, изо всех сил старался сдержаться, но слезы катились из глаз, а он вытирал их рукавом клетчатой теплой рубашки, в которую кутался каждую ночь, несмотря на приближающееся лето.
– Привет, родной, – она улыбалась. Да! Точно! Это было слышно по голосу!
– Ты где? – как попугай твердил мальчик. – Как… Я хочу приехать, мам. Куда…
– Погоди, ненормальный, – она закашлялась или засмеялась. Было плохо слышно. – Как твои дела?
– Нормально. Я хожу на плавание.
– На плавание! Какой молодец! А у нас в городе есть школа серфинга. И они, кажется, принимают в лагерь на лето…
– Круто, – буркнул Габриэль.
– Может, ты приедешь?
– Почему не сейчас? – слишком грубо спросил мальчик, чувствуя, как закипает обида, перекрывая сыновнюю любовь. – Ты сбежала от нас, а сейчас притворяешься хорошей? Ты же даже не знаешь, как нам тут живется с этим… Полгода! Полгода, мам!
– Но я… – голос был слишком тихим, чтобы суметь перекричать разгоряченного Габриэля.
– Что ты?! Всегда ты! Ты только о себе и думала! Жила с этим… Подонком! А мы…
– Габби, это же твой отец. – Помехи в трубке перекрывали слова.
– Отец?! Вот это – отец?! Что делает его отцом, а? То, что он когда-то сунул в тебя свой член? Да ему же срать на всех нас! И на тебя! Ты в курсе, что он тебя даже не искал?
Молчание. Но даже если их разъединили, Габриэль продолжил бы кричать в трубку, пытаясь высказать все, что накопилось.
Слова закончились минут через десять. Посмотрев на экран телефона, Габриэль увидел, как таймер отсчитывает пятнадцатую минуту звонка.
– Мам? Ты еще здесь?
Молчание. Наверное, и правда, разъединили.
С размаху бросив телефон в угол, Габриэль завалился на старый матрас, пропахший затхлым влажным запахом давно непроветриваемого помещения. Он бил в него кулаками, пытаясь выместить гнев, кричал, срывая голос. Если бы кому-то было до него дело, то на лестнице давно бы раздались шаги. Но никого не волновало, что происходит наверху, потому что слишком большой кавардак творился и в их жизнях тоже.
Мать звонила еще несколько раз, но Габриэль больше не брал трубку. Немного остыв к лету, он уговорил отца отправить его в лагерь для серферов в надежде сделать ей сюрприз – собирался позвонить сам по приезду. Но теперь уже с той стороны тянулись длинные гудки.
А через несколько дней Габриэль Хартман узнал, что мать покончила с собой.
***
Фильм закончился, когда на часах уже было двенадцать. Потянувшись всем телом, затекшим от долгого сидения на полу, Габриэль поднялся и завалился на кровать, раскинув руки и ноги в разные стороны.
– Эй, а мне куда лечь? – Кирстен засмеялась, забралась на него сверху и уперлась руками в живот.
– Ложись на меня, – предложил молодой человек, и они начали шутливо бороться, барахтаясь как малые дети.
Зазвонил телефон. Габриэль протянул руку и взял трубку – он никогда больше не пропускал ни одного звонка.
– Да. Да, привет. Нет. Скоро приеду. А что? Да ладно, – он засмеялся и запустил пальцы в волосы. – А кто это? Я ее знаю?
Кирстен напряглась. Она, конечно, не строила иллюзий о том, что Габриэль останется с ней здесь, в ее городе. Но так в открытую говорить о других девушках…
Скрипнула постель, она сползла на пол, подобрала свои джинсы и начала одеваться. Молодой человек продолжал говорить по телефону и наблюдал за ней, пытаясь понять, хочет ли, чтобы она осталась, или его порядочно утомила эта случайная интрижка. Пусть и такая приятная.
– Скажи ей, где я. Не думаю, что она рискнет сюда приехать. В каком отеле? – свесившись с кровати, он порылся в тумбочке, где лежали проспекты и меню в номер. Но передумал. – Черт с ней, не говори ничего, ладно? Я… я скоро приеду. Ты меня заинтриговал.
Габриэль сбросил звонок и наблюдал за девушкой. Она оделась и теперь смотрелась в зеркало, пытаясь привести в порядок волосы и стереть следы туши под глазами. Свет луны и все еще бегущие белые титры на белом
