Я видела, как он мрачнел, становился хмурым, чернее тучи. Но не злым. Мало, этого мне мало!
Он выводил меня на эмоции, видите ли. Вот теперь я хочу твои эмоции, Эндшпиль! Честность, искренность, смелость — получай, не жалко. И сдачи не надо, сыта по горло. Рыцарь надутого благородства!
Всё собирал, по крупицам для этого своего мультика. Наблюдатель-созерцатель триклятый! Послушная одноклассница? Астра, да пошёл ты!
— Тебе записать? Или так запомнишь? Давай, я потом посмотрю, сравню, всё ли правильно накалякал!
Чем больше и яростнее я всё высказывала, чем больше вскрывала всё запрятанное и замурованное, тем легче мне становилось.
И теперь я злилась на себя, даже паузу взяла, чтобы надавать себе и люлей, и оплеух — вознаграждения за терпеливость, ага.
— Так, стоп. Посмотри на меня! — Эндшпиль оказался рядом, крепко, но не больно сжал мои плечи.
От неожиданности послушалась и посмотрела в его глаза.
— Хватит себя клевать! — Выдал этот невозможно, непостижимо парадоксальный человек.
— Что? — Спросила на выдохе.
И выдохлась. Был запал и нет запала…
40
— Я рад, что в тебе больше от Мии-снайпера. — Пожал плечами и улыбнулся, отпуская меня и возвращаясь к своему стулу.
— Ты не врал. Это действительно чистилище. — Подняла с пола стул и тоже села. Ноги совсем уже не держали. — Но сейчас, после «простой», не нужно мне льстить!!! Я обойдусь без твоих утешений.
Не день, а сплошное напряжение.
Хотя… Именно сегодня и нужна была такая разрядка. Это как тысячи пузырьков лопнуть, только не долго и с наслаждением, а сразу и одним взрывом.
Но Дэну об этом знать совсем не обязательно.
Да, так я, наверное, ещё не психовала. Все клапаны полетели, все заглушки. Вот и приглашение в настоящее, вот и возрождение, спасение вечера. Хорошо погостила, ничего не скажешь.
— Лесть — часть жалости. Чтобы люди не льстили, нужно перестать вызывать жалость. Это к слову. Но я не тот, кто будет тебе льстить или утешать.
Он повернулся к столу, снова взял в руки блокнот, но теперь не рассматривал его, не листал, а убрал в выдвижной ящик и с шумом закрыл его.
— Ещё минуту назад я хотела, чтобы ты злился. А теперь… ты не имеешь на это право, Эндшпиль. — Говорю и сама не узнаю свой голос, усталый, вымотанный, обессиленный.
— Тогда я отвезу тебя домой. На сегодня преломлений достаточно.
— Ты продолжишь играть, экспериментировать, да?
— Твоё слово, и меня в твоей жизни не будет. — Поднялся и смотрит на меня сверху вниз.
— И что ты сделаешь? Переведешься?
Невольно хмыкаю, ершусь, но это ведь не слово, да. Он же не расценит это как клич к исчезновению?
— Да, я вполне смогу это сделать. Уже накопил на компенсацию лицею.
По телу пробежал холодок. Он готов перевестись из лицея, в котором учится с первого класса, добрых десять лет, из-за меня? Он правда решил, что я могу взять на себя это?
— Если ты хочешь избавиться от лицея, не взваливай ответственность на меня! — Тоже встаю.
— Правильно. — Улыбнулся. — Надеюсь, потом, когда-нибудь ты оценишь этот вечер. Пойдем, уже поздно, тебя потеряли.
— Я предупредила, что задержусь. — Возражаю чисто из упрямства, пропуская мимо ушей это его «оценишь».
Да я и сейчас могу оценить. Бросил спасательный круг, который тут же сдулся. Вот как это выглядит.
Эндшпиль открыл дверь, вновь пропуская меня вперед.
И, уже выходя из этой расчудесной мастерской, я оглянулась, прощаясь навсегда. Монетки кидать не буду, а если я не права, то мир этому месту. Успехов там, благодарных зрителей, лайков, подписок, предложений выгодных.
Провожать меня вышла и Рубина, и Марина Владимировна. Психолог всё пыталась на мне дырку прожечь, так пристально всматривалась, но я старалась не подавать виду, что что-то такое-эдакое произошло. Я всё ещё ей не доверяю.
Конечно, Дэн, может быть, сам такой умный, наблюдательный, но и она не просто так его тетя. Дело шито белыми нитками!
Откажусь от её услуг. Сегодня же скажу маме.
Думала, под словами «я отвезу тебя домой» подразумевался водитель, но Эндшпиль сел за руль сам. И это в свои семнадцать! Закон нам не писан, а если писан, то не читан, ясно-понятно.
Второе моё наивное заблуждение: мы поедем в тишине. Ага, пять раз.
— Знаю, как это выглядит, но тётю не приплетай. Она сама сейчас будет у меня выспрашивать.
Скептически кивнула головой, ну вот и алиби начали друг другу обеспечивать. Почти ожидаемо.
Посмотрел на меня, но я демонстративно отвернулась к окну, чтобы видеть засыпающий город, а не вот это вот всё. Разговоры по душам не удались, души, наверное, не те.
— Ты сейчас отвечаешь про себя. Давай вслух.
Тяжело вздохнула. Опять демонстративно. Да.
Но проходит минуты две, и я всё-таки отвечаю.
— С тобой, как на минном поле!
— Зато настоящее интереснее. — Сразу же накидывает Эндшпиль, не давая опомниться. Он не сказал интереснее чего, но и так понятно. Предельно.
— Это ты так меня вызволяешь из пут прошлого?
— У меня правило: в дела любовно-сердечные я не лезу.
— И что ж ты его так нагло нарушаешь? — Уточняю со всем ехидством, на какое способна. За все годы-то накопила, лимит же не исчерпан. Оказывается, не на кого было тратить.
— А у вас любовно-сердечные дела? — Опять поворачивается и смотрит прямо в глаза.
Я теряюсь, не знаю, что ответить. Сейчас ведь можно и соврать, клятва же не работает? Но… я не хочу врать. Врут те, кто боится.
А я устала бояться.
— Я знаю, что ты видел фотку. Почему не поднял на смех, не запустил флешмоб позора?
— Я же говорю, в любовно-сердечные дела не лезу.
— Так они всё-таки у меня есть? — Второй сезон сериала «кошки-мышки», ей-Богу!
— А ты бы целовала того, кого не любишь? — Вопросом на вопрос отвечает Эндшпиль и опять загоняет меня в тупик.
— Но я могла просто очень сильно доверять. Привязаться.
— Мы сейчас торгуемся? — Веселая улыбка Дэна, словно капкан. Попалась и не выбраться уже, разум ретируется первым.
— Когда о прошлом вспоминает новенький, оно мне кажется призрачным. Было и было. — Вновь отворачиваюсь к окну, слова даются нелегко, но я чувствую, что они к месту, что я должна признаться, высказать. — Но одна мысль, что оно могло ожить, если бы ты о нём узнал, пугала меня до кошмаров.
