при всем уважении… попрошу не вмешиваться со своими комментариями. Итак, все, что мы сейчас можем сделать, – Сергей Устинович протяжно вздохнул, – это задержать четверку здешних обитателей до выяснения…
– Четверку? – не понял Грених.
– Да, Константин Федорович, это я вас посчитал. Соседи говорят, вы у иностранки Марино уже второй месяц ночуете. То, что ночуете, – дело не мое. Но всех, у кого есть ключи от этой квартирки, мне придется допросить. У вас есть ключи?
– Есть.
– Ну вот, – Мезенцев пожал плечами, состряпав на лице безразличное выражение. – Константин Федорович, это не моя прихоть. Вы на моем месте поступили бы так же. Вы медицинский кончили, у вас опыт работы и патологоанатомом, и полевым хирургом, и психиатром. А тут случай непростой. Не каждый располагает информацией, что, если смешивать серную кислоту с сахаром, то вот такая гадость образуется. Я не могу не учитывать того факта, что вы хорошо такие вещи знаете. Ну и гипнозом Шкловского тоже кто-то околдовал…
– Что говорят Таонга и Барнаба? – перебил его Грених, давя в себе желание напомнить следователю о его дипломе военного инженера.
– Кто? – скривил он лицо, не поняв вопроса.
Константин Федорович многозначительным кивком указал на африканку и силача, все еще не смевшего поднять головы.
– Они спали, – Мезенцев указал большим пальцем за плечо в сторону пустого проема. – Утром встали, пытались замок открыть, не смогли. Громила выломал дверь. В эту минуту в гостиную вошла Рита, открыв входную дверь своим ключом. Обе женщины принялись визжать, увидав погром. Сбежались соседи, вызвали милиционера, тот – угрозыск, те – нас.
Грених посмотрел на Риту, она хлопнула глазами и, скривившись, заплакала.
– Ну что ж, эту квартиру мы обыскали, – продолжил невозмутимо следователь. – Теперь, товарищ Грених, и вашу нужно глянуть… Не смотрите на меня так. Вы бы сами как поступили? Под подозрением все! Никому не будем делать поблажки. Свой, чужой – всех проверим и, если чистенький, со спокойной душой отпустим. А если нет – сами знаете. А то ведь сейчас образованных и шибко умных не пруд пруди. Помните того, который наделал себе кучу фальшивых паспортов, все поставил на учет в нарком по военным делам и в военторге брал дешевые товары, а потом втридорога торговал их с рук? Тоже ведь профессором был.
И, развернувшись на каблуках, по-военному двинул к выходу.
– Всех попрошу в машину. Петя, Фролов – своим ходом, все не вместимся, – бросил он, уже спускаясь по лестнице. – Один силач два места на заднем сиденье займет.
– Я вас умоляю, – повис на его руке режиссер, – поверить мне. Я уважаемый человек, член партии!
– Всеволод Эмильевич! – мягко снимая руку Мейерхольда с рукава своего канареечного френча, ответил следователь и принялся невозмутимо спускаться. – Я не арестовываю вашу актрису, а просто везу ее на беседу. Мы, может, и не доедем до Тверского, я ее по дороге порасспрашиваю, и все. К обеду верну. Что я, зверь, что ли?
Набившись в маленький «Рено», все дружно тронулись в сторону Мясницкой. Грених молил бога, чтобы Майка уже была в школе и унесла чертов фрак.
Мезенцев, когда хотел, следователем был дотошным до ужаса. Квартира цирковой труппы, особенно спальня, была прочищена на славу – выдвинут каждый ящик, сдвинут ковер, снят с кровати матрас, а с подушек – наволочки. Даже место преступления в Трехпрудном не обшаривали столь скрупулезно.
С комнатами Грениха поступили так же. Стажеры Петя и Леша Фролов, а над ними, главенствуя, сам Мезенцев, втроем они вынули все книги из книжного шкафа, все фолианты, что недавно показывала Майка, с работами отца и брата, сложили на краю стола и на полу, выпотрошили ящики письменного стола, сдвинули мебель. Грених присел на валик дивана боком и, скрестив руки на груди, смотрел в пол, вспоминая, как девять лет назад так же потрошили эти комнаты ревкомовцы.
Рита стояла за его спиной, утешающе поглаживая плечо. Из спальни доносился скрежет сдвигаемой с места мебели, потом скрипнул люк, Петя с Фроловом полезли обыскивать подпол. Хорошо, что пистолет свой Грених догадался спрятать под кафель в ванной. Это был 7-зарядный браунинг FN1910, трофейный и не стоящий на учете, он служил ему верой и правдой со времен германской войны.
– Ничего! – крикнул Воробьев и вскоре появился в дверях весь в пыли и паутине. Отошел в сторонку, потупился, стараясь не смотреть на профессора. Потом вышел и Фролов – тоже смущенный, не знавший куда деть взгляд.
– Давайте, мальчики, – прокряхтел Мезенцев, выползая из-под письменного стола, где искал, не приклеено ли к столешнице снизу чего подозрительного, – все эти книжки нужно на место сложить. И мебель всю тоже, пожалуйста, верните как было. А то придет профессорская дочка и всем нам за этот бедлам шею намылит – я с ней знаком, о чем говорю – знаю. Быстро, быстро!
Он хлопнул в ладоши, вздрогнул, превозмогая побежавшую по лицу судорогу, и, придвинув стул, уселся за письменный стол как хозяин. Положив ладони на край, минуту сидел с закрытыми глазами, наконец вздохнул и потянулся к фолиантам из юфти.
Некоторое время он листал работы отца, брата, некоторые труды и самого Константина Федоровича. Тем временем Петя и Леша, как два заведенных робота, наклонялись, собирали книги и втискивали их на полки. Дотошный Воробьев иногда замирал перед шкафом, вынимал те книги, которые, как ему казалось, стояли не на своих местах, и перекладывал.
– Психохирургия! – вдруг выкашлянул Мезенцев, и парни дружно обернулись к нему. Поднял голову и Грених.
– Получается, что ваш брат, Максим Федорович Грених, занимался психохирургическими манипуляциями методом… – следователь прищурился, – методом Бухкарда?
– Буркхарда, – послышался из-за горы книг голос Пети, который никогда не мог устоять перед соблазном кого-нибудь поправить.
– Буркхарда, – повторил Мезенцев и, оторвав взгляд от обложки, посмотрел на Грениха в ожидании ответа.
– Да. Он учился и работал у Бехтерева в Психоневрологическом университете.
– В Ленинграде?
– Да.
– Хм, вон оно как. А вы, Константин Федорович, тоже проводили подобные операции?
– Нет.
– «О важности разности и сходстве в запоминании, обучении и воспроизведении под гипнозом и без», – прочел Мезенцев на другой обложке. – И гипнозом тоже занимался?
– Да. В те времена научная сторона гипноза стала привлекать внимание многих психиатров, физиологов и неврологов.
– Понятно. А почему в «Психохирургии» только тридцать страниц? Где остальное? Здесь точно ножом вырезали.
– Хотел бы и я знать.
– Очень интересно, очень. Получается, что в вашей семье много уделяли внимания таким непростым медицинским вопросам. Что ж вы мне тогда не сообщили, что нашли на теле Куколева признаки проведенной такой операции? – улыбнулся Мезенцев и вновь зажмурился, когда щеку
