нужны, так нет никого. Придётся сегодня на танцах не столько развлекаться, сколько работать агентом милиции. Но с Соней я потанцую, должна же у меня быть личная жизнь?
У самой калитки меня поймала женщина-почтальон, мелкая, юркая, с лошадиными зубами.
— Саша, возьми почту, — сообщила она, доставая из сумки стопку прессы.
«Восточно-Сибирская правда», «Ленский шахтёр», «Пионерская правда», «Мурзилка», «Крокодил». Письмо в конверте на имя матери, а отправитель некто Васильченко А.И.
Дверь дома была нараспашку и никого.
— Эй, кто где? — позаглядывал я во все комнаты. Пусто.
Значит, не показалось, что я Танькин голосок на улице слышал из толпы детей, играющих в соседнем дворе. Надеюсь, Мишка с ней, и она присматривает за братом, а не как вчера. А мать? Опять на работе? Надеюсь, обед есть. Вот это что такое под полотенцем на буфете?
Умм, вкусно! Пирожки с капустой. А этот с картошкой. Да, вчера же что-то про них говорили. Ладно, уговорили, остаюсь тут. Ненадолго.
Я поставил авоську с продуктами на столе, переоделся во вчерашние треники и пошёл достраивать туалет. Мать копошилась на грядках, и я сперва хотел обойти её по большой дуге. Но потом вспомнил, что она может рассказать ещё что-то полезное, и пошёл докладывать о результатах.
Мать заметила меня ещё на подходе.
— Ах! — всплеснула она руками. — Санька! Ты как так?
Схватив меня за уши, она начала бесцеремонно вертеть мою голову, рассматривая со всех сторон. Провела наспех вытертой ладонью по затылку, взъерошила то, что было подлиннее.
— Это Валька так подстригла?
— Нет.
— А кто?
— Соня.
— Какая Соня? Ты зачем к ней пошёл, ты смотри, что натворила. Уши теперь торчат.
— Мне нравится, — твёрдо сказал я. Вот ещё за собственную причёску не хватало оправдываться.
— Ох, сынок.
— Да нормально всё. Пойдём чай с пирожками пить.
Всё ещё охая, мать повела меня на кухню. Я постарался поскорее перевести тему на дела милиции.
— Рассказать, как я сходил в участок? Так вот, хорошо сходил, даже замечательно. Правда, Шарипов хотел ещё тебе вопросы позадавать.
— Какие вопросы?
— Федька его интересует. Ты уж расскажи ему в подробностях, что знаешь. Это для меня очень важно. И про Савелиху тоже.
— Как же я. Это же донос получается.
— Ох ты, какие громкие слова. Не донос, а помощь в выявлении преступной группировки. Ты пойми, из-за таких как Савелиха люди могут погибнуть. Вон начальник участка на Патоме застрелиться грозился, если выяснится утечка драгметалла. Шарипова вообще убить хотят. Мешает он им наживаться на народном золоте.
Что бы ещё такого громкого добавить, чтобы убедить совестливую женщину?
— Это же уголовники, ты что, им сочувствуешь?
— Хосподи! Свят, свят! — перекрестилась моя советская маман.
— Мам, бога нет, — иронично напомнил я.
Ага, проняло? Поняла, кто в этом деле на стороне правого дела?
— А если ты боишься Шарипову рассказывать, то поделись этими сведениями со мной, я сам ему передам. Мне-то не жалко ни Савелиху, ни Федьку.
— Саша, — прижала она кулак к груди. — Ты ли это? Ты же за дядькой хвостом бегал, так хотел испытать дедов дар.
— Испытал уже. Хватит. Я вообще может в милицию пойду работать.
А что, между прочим это моя детская мечта. Мать только была против. Кажется и эта тоже не в восторге.
— Я пошутил. Не возьмут меня в органы, с моим-то прошлым. Что-нибудь попроще придумаю. Да смотри, не говори никому про мои дела с милицией. Ты тут подумай пока, а я пошёл туалет строить. Кстати, тебе письмо.
— Почта была? Всё из ящика достал?
— Мне в руки отдали. Всё, что дали, то и принёс.
Мать перебрала пальцами стопку газет, выудила письмо и расплылась в улыбке, увидев отправителя. Тут же оторвала тонкую полоску с торца и принялась за чтение. А почерк-то не женский. Ещё один претендент?
Я понял, что можно идти, в мир она вернётся не скоро, письмо толстое.
— Спасибо за пирожки, было очень вкусно.
И правда вкусные, особенно если запивать свежим молоком. А жизнь меня научила, что женщину за приготовленную пищу надо хвалить, даже если обед был не особо удачный. Это на них производит впечатление почему-то.
Мать оторвалась от письма, удивлённо взглянула на меня, кивнула, принимая похвалу и снова углубилась в чтение. Я ушёл в огород и честно трудился, пока не прибежала сорока Танька и не принесла на хвосте интересные новости.
— Саша, Саша! — примчалась она.
— Чего орёшь? Опять кто-то тонет?
— Нет, там тебя какой-то дядя спрашивает.
— Где? Какой дядя?
— Мы играли, а он подошёл и про тебя спросил. Я сказала, что ты мой брат, тогда он попросил позвать тебя. Пойдём скорее.
— Да погоди ты, дай хоть руки сполоснуть. Как он хоть выглядит? Как звать, представился?
— Дядька, со шрамом. Как звать, не сказал.
— А он точно меня искал?
— Саню Шведова.
— А чего же тогда не зашёл?
— Не знаю. Может, он Найду испугался, она громко лаяла.
Она и сейчас лает, да и вообще на всякого мимо проходящего реагирует.
Как же хреново, что я никого здесь не знаю. Хоть личного помощника заводи, чтобы собирал визитки и кратко о цели визита спрашивал. Ладно, идём.
За оградой было пусто.
— Ну и где твой дядька?
— Ой, пропал. Может он к ребятам ушёл ждать?
У ребят тоже никого не оказалось, но что дядька был, подтвердили все хором. Я пожал плечами, и пошёл топить баню. У меня ответственное мероприятие вечером, не могу же я на танцы явиться грязным? Из дома доносились детские визги вперемешку со смехом. Кто-то кого-то ловит. Не буду мешать. Натаскал воды и дров и пошёл к матери. Есть для неё небольшое задание. Я в сарае нашёл куски дерматина. Пусть-ка она мне обошьёт ими сидушку на стульчак. Сколько я над ним не корпел, обстругать до гладкости не смог. Эх, будь у меня нормальный инструмент, я бы уже заканчивал со стройкой, а так едва каркас сколотил. Без уровня и отвеса задача оказалась та ещё. Гайка на верёвочке и миска с водой — вот все мои инструменты. Полцарства за шуруповёрт! Отвык я колошматить гвозди. Но увы мне, приходится по старинке. По итогу и в этот день мы остались при старом туалете.
На пол бани кинул
