недолгая, иногда и киселек после себя оставит. И артефакты, соответственно, по цвету малехо отличаются. После изнанки вот как эта белая почти, после зыби – серого больше, а если киселек после себя мокрицу оставил, так и зеленым отдает, но я такие не беру, там у нее посередке еще, бывает, окислы остаются, только нож съест да стол попортит. А еще хорошо ее в кадке с водой притопить да потом этой водой огород поливать, милое дело, понимаешь, разок польешь, а потом еще месяц без поливу можно.. и землица рыхлая становится, жирная… Так о чем я? – замечтавшись о своем вернулся, к Бобру Лесник. – Основное свойство мокрицы, ну, окромя того, что землю восстанавливать, это значит проникающее свойство предметов усиливать. То бишь как-то так делается, что то ли процессы на молекулярном уровне быстрее идут, то ли еще что, но с собой ее носить крайне противопоказано – всю защиту от аномалии, на нет сведет. Вот потому я их, где находил, пособирал да в старую сосну засунул, думал, для огородов пустить, ан нет… не вышло. Ясно?
Егор кивнул. Отложив одну половинку разрезанной «мокрицы» в сторону, Лесник выкатил из лопушиного листа идеально круглую, размером с мяч для пинг-понга, перламутровую «жемчужину». До сегодняшнего дня Бобр только однажды видел этот артефакт, и то только у Лесника, но сегодня Пенка показала ему, где они растут. «Жемчужины» образуются в земле, под электрами, в тех местах, куда чаще всего попадают разряды этой аномалии, и, соответственно, добыть их можно, только разместившись в слепом пятне электры и рассчитывая время между разрядами выковыривать артефакт с трех-пятисантиметровой глубины. Не мудрено, что никто из сталкеров и не подозревал о таких сокровищах, которые они, возможно, топчут ногами. «Жемчужина» представляла собой идеально круглый, спекшийся из различных, содержащихся в почве минералов и веществ гладкий шар, который с непривычки трудно ухватить руками.
– Вот, Егорка, – негромко объяснял Лесник, – это «жемчужина». Она, значит, действие любого артефакта многократно усиливает. Значится она под электрой вроде конденсатора такого, все разряды в себя впитывает, а вот если ее к какому-то артефакту по уму включить, который физически раскрывается… ну, не лечебный то бишь, так тот артефакт уже после активации в такую аномалию превращается, что сразу, стало быть, из семечки в дерево получается. Усек?
С этими словами дед аккуратно подцепил шарик «жемчужины» и вдавил внутрь влажного пятна «мокрицы».
– Та-а-ак, – по-хозяйски протянул Лесник, – Теперь дело за активным артефактом. Выбирай, Егор, с чего начнем, «грави», «батарейка», «огненный шар»? – спросил Лесник.
Бобр пожал плечами.
– Ага… – задумавшись на секунду, сказал Лесник, – давай «батарейку».
Взяв ребристый, ромбовидный, отсвечивающий синими и белыми внутренними переливами артефакт, Лесник деревянной палочкой, сделанной из черенка волчьей лозы, прищурив один глаз, несколько раз нажал на что-то внутри артефакта, а затем с видимым усилием сдавил его руками. Раздался громкий хруст, напоминавший давно забытый хруст снега под ногами, и «батарейка» сложилась практически в четверо, став размерами чуть больше «жемчужины», но многократно усилив сияние.
– Вот, сталкер, видишь? Теперь батарейка так просто не сработает, закрылась она, но зато уже другой дороги, как после открытия в аномалию переродиться, у нее нету.
Аккуратно вложив уменьшенный артефакт во вторую половину «мокрицы», Лесник соединил обе половинки артефакта вместе. Мокрица соединилась с влажный всхлипыванием, засияв изнутри синими и белыми переливами через свою полупрозрачную оболочку.
– Ну вот, – примеривая вес сборки на руке, сказал Лесник, – один гостинец готов. Кило два-три будет, как стабилизируется. Теперь только сдавить ее как следует или ударить, вот и сработает гостинец-то, – подмигнул сталкеру дед. – Ну что, Егорка, ты все видел, давай следующую ты собирай. Как артефакты схлопывать, я тебе покажу, нечего время терять.
– А она это… не включится? – боязливо покосился на сборку сталкер.
– Это? Нет, не включится, «мокричка» их лучше любого контейнера держать будет, спят они там, стало быть, ну, конечно, пока не встряхнешь как следует, – ответил Лесник.
Егор согласно кивнул и достал свой нож, повторяя движения за дедом. Работа закипела. Вечером, часа через четыре, вдоль стены красовалось восемнадцать сборок, три из которых были намного большего размера, чем остальные. Эти особые сборки Лесник указал использовать лишь в особом случае.
До Выброса оставалось меньше суток. «Около двадцати часов, – подумал Егор, ранее зафиксировавший время на старинных механических часах, неприметно стоявших на подоконнике за занавеской. – Потом большой бой, большая драка… странно, что же это меня так разморило? – безуспешно борясь с сонливостью, рассеянно подумал Егор. – Наверное, приготовления… да хотелось с Пенкой поболтать, хорошая девчонка… красивая… что-то есть в ней такое… такое… но, видимо, завтра… если… никаких если, завтра», – не замечая, как он укладывается на постеленный на скамью матрас, и проваливаясь в сон, подумал Егор. Он не мог видеть, что за стенкой стояла Пенка и, направив на него свою руку, что-то пришептывала, закрыв глаза. Несколько раз на ее белом лице скользнула странная, отстраненная озорная улыбка, но затем излом снова делал усилие и продолжал нашептывать, ведя руку следом за двигающимся за стеной телом. Через пару минут подошел Лесник.
– Ну что, уложила? – негромко спросил он.
Пенка кивнула.
– Правильно, нечего ему ночь-полночь шастать. Завтра найдется, куда себя девать. Пошли, Пеночка, чуешь, прибывают наши? Встречать пойдем да определять.
Лесник, надев фуфайку, плотнее устроив шапку, на голове вышел из избы, за ним бесшумной гибкой тенью проскользнул силуэт Пенки. Не разговаривая, они двинулись в чащу, из которой, сливаясь в общем шуме, доносился рев, визг, треск сучьев и грохот многотонных туш. Зона собирала свою армию.
13. Армия Зоны
Егору снилась какая-то жаркая и душная баня, из которой сидящий на верхней полке в парилке Егор никак не мог спуститься вниз хотя бы на одну ступеньку. Вокруг него, несмотря на то, что он точно в парилке был один, странным образом постоянно крутились какие-то огромные, толстые, дышавшие жаром еще больше, чем раскаленные до свечения камни, потные мужики, от которых неприятно пахло. Сама каменка почему-то оказывалась то спереди, то посередине парилки, то вообще непонятным образом меняла свое местоположение, и жар от нее проникал в мозг, горячей монетой вызывая раздражающее жжение. Во сне он делал несколько безрезультатных усилий спуститься на нижнюю скамью и вроде бы начинал движение вниз, но, как только Егор садился на эту нижнюю скамью, она почему-то вновь оказывалась верхней. Кожа уже болела от горячего сухого пара, мозг, казалось, отсоединился от оболочки и плавал, оголенный в ставшем непомерно просторном черепе, изредка болезненно касаясь внутренних стенок коробки. Егор не выдержал, скривившись от
