– Но это было в Палестине пятьдесят лет назад, – возразила Дейа. – А мы живем сейчас в Америке. Разве не за этим вы сюда приехали? Не за лучшей жизнью? Тогда почему нас вы этой лучшей жизни лишаете?
– Мы не для того приехали, чтобы наши дочери превратились в американок! – отрезала Фарида. – Да и потом, американки тоже, представь себе, выходят замуж! Пусть позже тебя, но не намного. Брак – удел любой женщины.
– Но это несправедливо!
Фарида вздохнула.
– А я и не говорю, что справедливо, девочка. – Голос ее смягчился, и она положила руку Дейе на плечо. – Но таким, как ты, в этой стране жить опасно. Я всего-то хочу защитить тебя. Если боишься выскакивать замуж впопыхах, ничего страшного. Я все понимаю. Сиди с Насером сколько твоей душе угодно, если тебе так будет легче. Согласна?
Как будто если она еще несколько раз посидит на кухне с незнакомым парнем, то избавится от всеразрушающих сомнений, которые охватили ее после открывшейся лжи. Впрочем, так она хотя бы выиграет время. А сама пока постарается разобраться, что делать.
– Наверное…
– Ну вот и хорошо, – подытожила Фарида. – Но кое-что ты мне все-таки пообещай.
– Что же?
– Ты должна отпустить прошлое, девочка. Отпустить свою маму.
Направляясь вниз переодеваться, Дейа постаралась не встречаться с Фаридой взглядом.
В тот же вечер после ужина, когда сестры разошлись по комнатам, Дейа рассказала Норе о встрече с Сарой. Сперва она хотела сохранить все в тайне, но ведь Нора все равно заподозрит неладное, если Дейа опять прогуляет школу. Сестра ни разу не перебила – слушала с тем же спокойным любопытством, с каким всегда внимала историям Дейи, и только время от времени поглядывала на дверь, чтобы убедиться, что поблизости нет Фариды.
– Наверное, она действительно хочет рассказать что-то важное, – проговорила Нора, когда Дейа закончила. – Иначе вряд ли пошла бы на такой риск.
– Не знаю. Она уверяет, что хочет мне помочь, но, по-моему, чего-то недоговаривает.
– Да даже если и недоговаривает – не просто же так она решила с тобой встретиться! Рано или поздно она раскроет карты.
– Я завтра же все из нее вытрясу.
– Что? Опять школу прогуливать? А вдруг поймают?
– Не поймают. Да и потом, неужели тебе неинтересно, что она скрывает? Тета столько лет нас обманывала! Если она про Сару наврала, то могла наврать и про что угодно еще. Мы имеем право знать правду.
Нора бросила на сестру долгий испытующий взгляд.
– Будь осторожна, – сказала она. – Ты ведь совсем с ней незнакома. Кто знает, можно ли ей доверять.
– Не беспокойся. Меня так просто не проведешь.
– Ах, ну да, – усмехнулась Нора. – Я и забыла, с кем разговариваю!
Исра
Лето – осень 1993 годаИ снова лето. Четвертое лето Исры в Америке. В августе она родила третью дочку. Когда врач сказал: «Девочка», все вокруг затопила тьма, которую не мог рассеять даже утренний свет, лившийся из окна. Она назвала ее Лейла. Ночь.
На этот раз Адам даже не пытался скрыть разочарование. Он едва разговаривал с Исрой. По вечерам, когда он приходил с работы, она сидела и смотрела, как муж поглощает ужин, который она приготовила, и страстно желала поймать его устремленный неведомо куда взгляд. Но Адам никогда не встречался с ней глазами, и в кухне слышался лишь стук ложки о тарелку.
После рождения Лейлы Исра так и не прочла две ракки в благодарность Аллаху за его дар. Она и пять обычных молитв едва успевала. Уставала Исра ужасно. Каждое утро она просыпалась под плач трех малых детей. Проводив Адама на работу, заправляла постели, протирала полы в цокольном этаже, разгружала стиральную машину. Потом, закатав рукава, тащилась на кухню, где над плитой уже хлопотала Фарида, под свист чайника перечисляя все дела, которые надо успеть сегодня.
И вот солнце уже садится, а Исра еще и магриб не прочла. Спустившись вниз, она полезла в комод и достала молитвенный коврик. Обычно она расстилала его в направлении киблы – восточной стены, где встает солнце. Но сегодня швырнула коврик на матрас и бросилась на постель. Ее взгляд блуждал по голым стенам, по толстым деревянным столбикам на кровати, по комоду. Из нижнего – Адамова – ящика свешивался черный носок. Этот ящик Исра обычно открывала, только чтобы убрать чистые носки и белье. Но все равно знала, что на дне Адам хранит личные вещи. Скатившись с кровати, она одним прыжком подскочила к комоду. Присела на корточки, потянулась к ручке – и замерла. Имеет ли она право туда лезть? Вряд ли Адаму понравится, что она рылась в его вещах. С другой стороны, а как он узнает? Да и толку-то от ее добронравия! Сколько времени она старалась быть хорошей – и что это ей принесло? Одно горе. Дернув за ручку, Исра выдвинула ящик. И стала выкладывать носки и белье Адама на пол. Под ними лежало старое сложенное одеяло – его она тоже вынула, – а под одеялом обнаружилось несколько пачек стодолларовых купюр, две упаковки сигарет «Мальборо», полупустой черно-белый блокнот, три ручки и пять зажигалок. Исра вздохнула – ее охватило отвращение. Что она рассчитывала найти? Золото-бриллианты? Любовные письма к другой женщине? Она все сложила обратно, задвинула ящик и снова рухнула на кровать.
Распластавшись на молитвенном коврике, она все думала и думала. Почему Аллах не дал ей сына? Почему ее судьба так жестока? Наверное, она совершила какой-то грех. Поэтому Адам ее и не любит. В этом, увы, нет никакого сомнения – стоит хотя бы вспомнить, как он исполняет супружеский долг: пыхтит, сопит и глядит на что угодно – только не на нее. Исра знала, что ей ни разу не удалось доставить ему удовольствие. Желание у мужа бешеное, хищное – утолить его Исре не под силу. И мало того, что она не в состоянии произвести на свет сына – еще и посадила Адаму на шею три балвы. Какая уж тут любовь? Никакой любви она не достойна. Не заслужила.
Пошарив под матрасом, Исра нащупала «Тысячу и одну ночь». Как давно она не глядела на эти прекрасные страницы! Исра вытащила книгу и раскрыла. Сплошь картинки: мерцающие огни, ковры-самолеты, великолепные дворцы, сокровища, волшебные лампы. Исра подумала: какой же она была дурой, когда верила, что все это бывает в жизни! Какой была дурой, когда надеялась обрести любовь! Она захлопнула книгу и отшвырнула в угол. Затем свернула молитвенный коврик и убрала его. Исра знала, что должна помолиться, но ей нечего было сказать Богу.
В тот вечер, уложив дочерей спать, Исра подошла к окну цокольного этажа. Распахнула его – холодный воздух ударил в лицо – и снова захлопнула. Обхватила руками колени и разревелась.
А потом вдруг вскочила и стрелой метнулась в спальню. Выдвинула ящик Адама, схватила блокнот и ручку и вернулась к подоконнику. Выдрала несколько чистых листов и принялась писать.
Дорогая мама,
жизнь в Америке почти такая же, как у нас дома: сплошная готовка, уборка, стирка да глажка. И женщинам здесь ничуть не легче. Они так же драят полы и нянчат детей, а мужчины только приказы раздают. У меня была слабая надежда, что женщинам в этой стране живется вольнее. Но ты оказалась права, мама. Женская доля повсюду одна и та же.
