Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95
совсем другое, – продолжает Джек. Я предостерегающе кладу руку ей на плечо, твердое как скала. Она сжала кулаки, ее мышцы судорожно напряжены. – Мы хотим бывать в других местах. Почему нам нельзя хотя бы КУДА-ТО поехать? Так нечестно! Я хочу ходить в обычную школу и жить обычной жизнью.
Не знаю, что Джек подразумевает под обычной жизнью. У меня представлений о ней тоже нет. Что же касается школы, то единственным известным нам примером является Бингли-Холл, только вот насчет его обычности у меня есть сомнения.
Фэлкон мрачнеет лицом.
– Я старался дать вам не школу, а образование, – говорит он, – это гораздо лучше. И мне жаль, что этого вам оказалось недостаточно.
– Тебе нравится, когда вокруг тебя куча людей, – тихо произносит Джек, подпуская в голос яда, – правда, Фэлкон? Жаждешь, чтобы тебя все хвалили, говорили, какой ты хороший и добрый. Для тебя это что-то вроде небольшой страны, в которой ты избран президентом. А нас ты не хочешь отпускать, потому что от нашего присутствия тебе здесь хорошо.
С этими словами она хватает камень и с силой его швыряет. Пролетев мимо Фэлкона, тот попадает в одну из опор беседки. В синее небо взлетает сосновая щепка, оставляя на дереве свежий бледный скол.
– Джек! – полным ужаса голосом восклицаю я.
– Нет-нет, Роб, пусть выразит все, что у нее накопилось, – произносит Фэлкон и обращается к Джек: – Ты злишься, моя дорогая. Ну что ж, так тому и быть. Выпусти из себя пар.
Сестра буравит его взглядом, и, клянусь, я взаправду вижу, как ее кожа сочится гневом, как мираж над песком. Через несколько мгновений она начинает плакать – громко некрасиво всхлипывает, скалит зубы, растягивает губы в гримасе боли.
Фэлкон обнимает ее за плечи, она тут же сдувается, льнет к нему и говорит:
– Прости.
– Ничего.
По мере того как он гладит ее по голове, она постепенно успокаивается.
– Этим утром никаких рутинных обязанностей, договорились? Пойди лучше займись чем-нибудь приятным, чтобы с пользой провести время.
Эту фразу Мия и Фэлкон повторяют нам без конца, хотя я даже не знаю, что она означает. Когда Фэлкон гладит Джек по щеке, та вздрагивает и отстраняется.
– И еще одно, будьте добрее к Мии.
От того, что Фэлкон запретил нам школу, я чувствую в душе огромное облегчение. Всегда существовала жуткая возможность, что он посчитает это нашим общим решением.
На Великую Жертву Павел притаскивает сразу несколько охапок можжевеловых веток. Они потрескивают и шкворчат в костре, распространяя в ночи едкий запах. Сам он вертит в пальцах кусок бечевки, то завязывая ее узлом, то развязывая опять. Похоже, хочет что-то сказать, но в этот момент встает Мия. На ее серьезном лице пляшут огненные отблески. Джек в испуге с силой сжимает мою руку. Слово Мия берет, пожалуй, лишь раз в год. Неизменно бросает в огонь один и тот же предмет и тем самым только портит вечер, ведь нам становится ее жаль.
– Я оставила с ним в доме Алицию, – произносит она, – знала, какой он, но все равно оставила. Хотела напрочь позабыть о своем былом «я».
Мия вытаскивает из кармана кусок белой ткани, пропитанной маслом мяты. Мы явственно улавливаем его аромат, даже сидя по другую сторону от костра. Промасленная тряпка летит в огонь и воспламеняется, разбрызгивая во все стороны искры, как фейерверк.
– Это его запах, – шепчет она, – он прилип к нему когда-то раз и навсегда.
Фэлкон обнимает Мию за плечи и говорит:
– Спасибо, ты поведала нам свою правду.
Джек неслышно прыскает в накрытые одеялом коленки – едва громче выдоха, но я все равно знаю, что это презрение. Как знает, по всей видимости, и Фэлкон, который в этот момент бросает в нашу сторону суровый взгляд, что случается совсем не часто. От несправедливости меня жаркой волной накрывает возмущение. Я ведь ничего не сделала!
– Спасибо, Мия, – срывается с моих губ шепот. Фэлкон кивает.
Под одеялом рука Джек украдкой заползает в мою. Мия по ту сторону костра плачет. Павел кладет ей на спину руку и, хотя ничего не говорит, его глаза мокрые от слез.
Вскоре после этого мы все встаем и отправляемся спать. Когда жертву приносит Мия, вечер обычно заканчивается быстро. Это всегда ставит на нем точку. Платком она жертвует, сколько я себя помню, но он, похоже, никогда не сгорает раз и навсегда.
Потом, лежа в теплом розовом свете, Джек тянется со своей кровати ко мне и берет мою руку. Потом двумя ладонями прижимает ее к груди – меня к своему сердцу. Вспомнив, что она вчера сделала с моим пальцем, я пытаюсь ее отнять, но, когда она говорит, в ее голосе слышится немыслимая печаль.
– Как думаешь, каково это? Я имею в виду платок.
Знаю, то, что случилось с Мией и ее сестрой, называется совсем иначе. Но нужное слово слишком грубое, длинное и, казалось бы, ничего не значит. «Платок» же символизирует аспекты, доступные нашему пониманию. Печаль Мии, ее боль.
– Не знаю, – отвечаю я, а сама вся дрожу.
– Если тебя кто-нибудь обидит, я его убью, – говорит Джек, – не буду стоять в сторонке и никогда не брошу тебя одну. Мы убежим вместе.
– Я тоже тебя никогда не брошу.
От самой этой мысли у меня перехватывает дыхание.
– С ней, может, и правда случилось что-то нехорошее, но это еще не повод приезжать сюда и командовать нами, будто она наша мама. Правильно я говорю?
В голосе Джек пробиваются привычные задиристые нотки, как каждый раз, когда она заводит этот разговор. Сестра неподвижно смотрит на стену перед собой, будто может пронзить ее взглядом и увидеть пустыню.
– Все хорошо, Джек, – говорю я, – все просто замечательно.
Эту фразу мне постоянно хочется вплести в разговор. Она кажется мне верхом раскованной крутизны. Однако в данный момент мне совсем не кажется, что все просто замечательно.
Свою историю Мия рассказывает нам уже много лет. Но теперь я понимаю ее совсем не так, как раньше. Мое тело, моя кожа слышат и представляют ее так, как никогда не ощущали в детстве.
Даже сейчас, когда я сталкиваюсь с этим словом, перед мысленным взором вспыхивает слово «платок», а ноздри щекочет запах мяты. Не исключено, что именно поэтому мне так ненавистны новости. Ведь оно, это слово, повсюду.
– Не думай больше об этом, Санденс, – говорит Джек, – договорились? Лучше вспомни колибри, которую мы видели сегодня.
Я воскрешаю образ крохотной птички, и на душе становится чуточку легче. Потом говорю:
– Расскажи мне еще о маме.
– У нее были мягкие каштановые волосы… – начинает Джек. –
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 95