под навесом. Белокурая, статная женщина в темном закрытом платье с кружевным передником вынесла стеклянный заварник с ароматным напитком красноватого цвета.
— Аспалатус линейный, или ройбос. Мы пьем его настой вместо чая и кофе. При нашем климате — единственное спасение. Нас научили его собирать кафры… Они вообще многое знают о свойствах растений, животных и минералов этого континента. Не считаю зазорным у них учиться… И учить их тому, что знаем мы. Взгляните! — Стааль широким жестом обвел двор и сад, — Это всё создано совместными усилиями. Мы — не равные, мы разные. Распределив общественные и хозяйственные обязанности, наши народы создали вместе Наталь. Кажется, у нас неплохо получилось.
— Но рабство… — начал я.
— Рабство — слааверни! Дийенс — служба! — внезапно рявкнул архиепископ, — Так можно обозвать рабом солдата, священника, мужа или жену! Дийенс! Обязательства! Служба! Этнографы… Ученые… Академия наук Альянса! Приехали тут со своими банками и склянками и всё зарисовывали, записывали, расспрашивали — а потом мы вдруг узнали, что являемся рабовладельцами, Господи ты Боже мой!
Он даже вскочил с кресла, прошелся туда-сюда, подошел к перилам балкона и крикнул:
— Кэй! Поди сюда, друг мой!
Невысокий и худощавый как все кафры, Кэй поднялся по лестнице и остановился перед архиепископом, улыбаясь. Это был молодой, приятной наружности человек, с живым умным лицом. Я еще раз подивился черному как смоль оттенку его кожи. Хотелось даже потереть пальцем, чтобы убедиться в том, что это не краска навроде гуталина. Это было забавно — такие провинциально-дикие мыслишки в моей интеллигентной башке.
— Так что, Кэй, расскажи, тебя тут держат насильно? Вот, минеер из далекой северной страны, говорит — все думают, мы тут вас угнетаем и держим в рабстве.
Кэй с удовольствием рассмеялся:
— Не-е-ет, минеер ошибается. Это всё наврали пробковые головы. Мои предки пришли в Наталь, чтобы скрыться от людей Крокодила, и людей Тигра, и людей Леопарда и других больших и свирепых людей, которые кушают других людей. И они скушали многих моих предков. А здесь, в Натале, живут гемайны — они тоже большие и воинственные, но людей не кушают. А мы — маленькие, и нет у нас охоты убивать других людей. Мы договорились и живем рядом, и гемайны говорят нам, что нужно делать, чтобы на столах был свежий хлеб, и мясо, и фрукты, и чтобы страшные недуги обходили стороной. Мы — покладистый народ, и работящий, и послушный — и потому уже давно-давно не голодали. Двадцать сезонов, до большого огня — но тогда голодали все, и гемайны вместе с нами тоже.
Это всё было очень интересно. Требовалось кое-что уточнить:
— А что, гемайны вас не обижают?
Кэй задумался и поглядел на Стааля. Тот махнул рукой, разрешая ему говорить.
— Есть среди вас, больших белых бородачей, сердитые люди. Некоторые больно дерутся или обижают наших женщин. Но тогда мы идем к судье, и говорим что случилось — и судья наказывает обидчика.
— И что — вам верят?
— А отчего им нам не верить? — удивился Кэй.
Стааль и остальные гемайны улыбались в бороды. Они что-то такое знали, и мои слова казались им глупостью.
— Кафры никогда не врут, — сказал Винке, — Не умеют.
Дела! Но вопросы у меня еще не закончились:
— А что, у вас нет своих судей?
— А нам жалко, минеер. Мы не умеем судить. Нам жалко, жалко людей. Нельзя судить, если тебе жалко! — Кэй охотно отвечал на вопросы, ему, кажется, нравилось внимание, — Но мы послушные. Если судья сказал — виновен, то мы послушаемся и сделаем как надо. В Эммаусе изгнали Маку. Все кафры плакали — дурак был Мака, выпил виски, а кафрам нельзя пить виски. И мать свою побил, и отца побил. Как проснулся — стыдно стало Маке, но делать нечего — теперь он изгнанник. Пойдет к побережью, может — выживет, может — нет.
Побережье! Я вспомнил, как агитировали за помощь беглым кафрам в городах Колонии, и спросил об этом. Ответил Стааль:
— Да, стоит признать… От нас порой бегут. Но это не кафры, это каннибалы. Если удается захватить кого-то из них в плен — мы отправляем их на каменоломни и рудники. Конечно, если он до этого не успел прикончить кого-то из наших — гемайнов, кафров, не важно. Условия жизни в копях не самые приятные, но кормят пленных досыта, и крыша над головой имеется. Если вас интересуют цифры — на данный момент на принудительных работах содержится… Погодите-ка… — он полез в карман и достал блокнот, полистал его и, найдя нужную страницу, поднял палец вверх: — Четыре тысячи девятьсот двадцать девять мужчин и женщин. У нас семь таких мест, можем проехаться, поглядите… Да, мы могли их всех прикончить и нанять рабочих или договориться с кафрами, и тогда никто бы не бежал, но это дает людоедам шанс прожить еще годик-другой.
— А почему так мало? Мрут?
Кэй снова с удовольствием рассмеялся:
— Минеер меня не слушал, да? Они свирепые и кушают людей! А им предлагают кашу из маниоки, фрукты, хлеб и рыбу. А рядом ходят люди, которых они считают съедобными! Я как-то возил туда инструменты из мастерских Иерихона, тамошний охранник — Хаален, говорил мне, что каждый день кого-то съедают. Жалко.
Мне подумалось, что я и сам бы попытался бежать из таких условий. Это всё было так неоднозначно и так противоречиво, и требовало осмысления. Конечно, это весьма напоминало повадки лаймов и жителей Колонии. Одни любили представлять факты в выгодном для себя свете, другие предпочитали правде стереотипы и ярлыки. Кафр, каннибал, абиссинец… Один хрен — грязномордый. Не рабство, а служба? Да черт его знает, что они там несут, эти бородатые мракобесы на своем тарабарском языке!
— Спасибо, Кэй! — сказал Виктор ван дер Стааль. — Если у вас еще будут вопросы, или вас что-то будет интересовать — не бойтесь спрашивать, хоть бы даже и у первого встречного. И пишите, пишите как есть — я составлю вам пропуск на иерихонский телеграф, вы будете нашим гласом вопиющего в пустыне. Вернемся к столу — нам нужно обсудить и другие вопросы, куда более глобальные… Расскажите мне о Континентальном Конгрессе, минеере! Я получал телеграммы, но хочу услышать всё из первых уст!
* * *
Разговор затянулся допоздна. Сначала говорил Бенхауэр. Он подробно расписал весь ход заседания Конгресса — шаг за шагом, акцентировав внимание на границе по двадцатой параллели и окончив свое повествование грубостью и бесцеремонностью зурбаганской полиции. Потом продолжил я, дополнив его историю демаршем Сан-Риоля и подарками от Герлиха и его
