— А женщины там есть?
— Конечно, там такие телки в баре сидят!
— А ты откуда знаешь?!
— Да так… по телевизору видел!
— Хорошо! — восторженно закричал славный командир Березин. — А что для этого нужно сделать?
— Нужно всего лишь переодеться в спецформу и стать электронной версией реальности.
— Правильно! — закричал Березин. — То-то я смотрю, мне так нравится игра. А это больно?
— Нет, папа, совсем не больно! А даже очень приятно. Только чуть-чуть щекотно будет.
— Где?
— Ну вот здесь: между ног и в заднем проходе.
Они переоделись в спецформу, которую, оказывается, хитрый младший лейтенант Нежный приготовил давным-давно, и храбро шагнули в экран. Там они обрели бессмертие.
— Ха-ха-ха… — раздался гомерический хохот командира Березина.
— Хи-хи-хи… — вторил ему младший лейтенант Нежный.
Над ними летали вертолеты.
— Вспышка справа! — услышали они и под нарастающий рокот винтов сиганули в ближайший колодец.
Что стало с ними дальше, никто не знает. Говорят, они до сих пор бродят в ирреальности и счастливы, как никогда.
В этот момент в ЗКП вошел капитан Чепухалин. Он бестолково слонялся по бронепоезду, среди сталкеров, которые делили хабар, и решал одну важную задачу. Ему нужно было незаметно исчезнуть, потому что рано или поздно его найдут и расстреляют за то, что он предал Родину, за то, что дезертировал, за то, что поубивал столько родных солдат и дискредитировал родную страну. Но как это сделать, он, хоть убей, не знал. С такой фамилией — Чепухалин, меня вмиг заметут, думал он. И вдруг увидел документы и командирскую форму, а на ней сверкающую Звезду Героя России. Чепухалин открыл офицерскую книжку и прочитал: Березин Федор Дмитриевич. Командир советской армии. Ебическая сила, обрадовался Чепухалин, повезло мне, как никогда. Хорошее простое русской имя — Федя. И фамилия запоминающаяся. Стоп! А где я ее видел?! Да на обложках своих же книг! Его словно молнией прошибло. Он понял — это судьба. Давно надо было стать Березиным, и баста! И никто меня не найдет и не разоблачит!
Так Егор Чепухалин превратился в Федора Дмитриевича Березина и отбыл из Зоны восвояси, потому как ни хабар, ни Зона, а одна лишь Дыра волновала его. Решил он собрать информацию для нового романа.
* * *
Красноводск представлял собой сплошные заводы и домостроительные комбинаты. За трубами виднелась полоска моря. Над морем плыли белые облака и летел белый-белый самолет.
Для того чтобы попасть в «Дом мух», им пришлось пройти между холмом, свалкой и домостроительным комбинатом. Где-то там, за его воротами, постреливали из АКМов, да за пустырем в зарослях татарника притаилась радиация. Об этом сказал Бараско.
— Как ты узнал? — удивился Костя.
— Походишь с мое, тоже будешь чувствовать. Самое безопасное место — это дорога. Но и на ней подстрелить могут.
Страшно и неуютно было идти по дороге. Костя только и делал, что вертел головой, пока Бараско не сказал:
— Успокойся. Они же не дураки. Сидят в местах, где нет радиации, и вылезать им не резон. Вот если б ты к ним в гости пожаловал, тогда бы они еще посмотрели, что с тобой делать.
Только он это произнес, как пуля, посланная издалека, срезала тополиную ветку, и Бараско присел.
— О, бля… — удивился он. — Поприветствовали.
Потом они передвигались только перебежками, и Бараско уже не философствовал на тему радиации и тех, кто прячется за ней. А выстрелили по ним из недостроенного дома на перекрестке. Бараско сказал, что не стоит с этим разбираться, потому что им сделали большое одолжение — напомнили, что это Дыра и что здесь ворон не ловят.
Потом они весьма довольно миновали автовокзал, заправочную стацию и городской сквер с памятником Вождю.
— Вот, все как у людей, — сказал довольный Бараско, и они взошли на крыльцо «Дома мух».
Вход был обложен мешками с землей, из амбразуры торчал раструб ДШК, и дежурили три человека с АКМами.
Перед входом висела простреленная в нескольких местах табличка с надписью: «Аборигенам вход со двора».
К удивлению Кости, у них с Бараско даже не потребовали документы, не говоря об оружии, на которое никто не обратил внимания.
— А почему «Дом мух»? — спросил Костя, пока они поднимались на второй этаж.
— А это перевод с местного диалекта. При коммунизме все было для народа, и к мнению местного населения прислушивались. Это уже потом пытались переименовать в Обком или Райком партии. А когда развалился СССР, осталось одно старое название. Так и закрепилось «Дом мух». А что, почему и как, никто не знает.
В приемной было пусто. Секретарша — миловидная женщина лет тридцати, разукрашенная, как индеец, вышедший на тропу войны, расплылась в улыбке:
— Ред! Ты, что ли?
— Я! — важно надул щеки Бараско.
— Мы тебя уже и не чаяли увидеть. Поговаривали, будто ты погиб на Выселках.
— На Выселках не я погиб, а Тополь и Эльза.
— А-а-а… Точно! — подняла секретарша ухоженный палец с маникюром факельного цвета. — Я забыла! Он за мной еще так красиво ухаживал, не против был жениться, а потом эта Эльза… противная гадина!
Костя с удивлением посмотрел на Бараско, потому что не заметил, когда тот успел поменять грязный бинт на свой неизменный красный платок и даже пригладил непослушный ежик.
— У себя?
— У себя, — радостно подпрыгнула секретарша. — Сейчас доложу.
— Рахиль Яковлевна, к вам Бараско!
— Бараско?! — безмерно удивился голос. — Секунду…
Ровно через секунду лакированная дверь в кабинет стремительно распахнулась и появилась старуха с фарфоровыми зубами. Костя ожидал увидеть кого угодно, но только не высокую костлявую женщину с плоской грудью, в пестром платье с глубоким декольте и связкой ярких, разноцветных бус, как у африканских дикарей. К тому же она была еще на высоченных каблуках. Благородная седина пробивалась в замысловатой прическе, но глаза, темные, как вишни, и пронзительные, как свет фар в ночи, были азартными, молодыми и колючими.
— Ред! — воскликнула она. И даже, кажется, в тот момент, когда обняла Бараско, прослезилась. — Совсем не ожидала тебя увидеть. Совсем. Пойдем ко мне. А-а-а… ты не один? — поймала она взгляд Бараско, брошенный в сторону Кости. — Пусть твой друг подождет. А мы поговорим тет-а-тет. Автоматик-то оставь. Здесь все свои.
Бараско не без замешательства отдал Косте «американца» и пропал за высокой двойной дверью с тамбуром метровой глубины. Такие двери Костя видел только в высококлассных телестудиях. Ни один звук не доносился из-за подобных стен.
Не успел Бараско исчезнуть, как в приемную вошел человек в костюме, с галстуком и в черных очках. Он сел рядом с секретаршей, которая назвала его Альбертом, и уставился на Костю. Косте стало не по себе. К чему такой прием? — удивился он. И что это значит?
