Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Он помолчал.
– Каждый раз, когда ты думала о нем, я видел на твоем лице отражение этих мыслей. Я ревновал тебя ко всем, кто смел бросить на тебя восхищенный взгляд, даже к Беарнцу. Ты дала мне понять, что будешь со мной лишь по воле долга – и я принял твой выбор, не настаивая на том скреплении нашего брака, что происходит в спальне. Я уже заточил тебя в клетку и не хотел более ни к чему принуждать. Я посмел забрать тебя себе, но тем сделал тебя несчастной. И когда, приехав в Париж, ты увидела своего кузена и так обрадовалась ему, я не нашел ничего лучше, чем затеять ссору с бароном де Саважем, чтобы показать тебе свое остроумие во всем блеске – вдруг да захочешь это принять? Вместе со всеми моими тайнами, со всем ехидством, со всем этим лисьим багажом, который я таскаю с собой всегда. Мне казалось, что ты принимаешь это… и я хочу спросить тебя – есть ли хоть проблеск надежды на то, что я смогу исправить то, что содеял?
«Как он мог меня любить, – думала Колетт, – какой же молчаливой и яростной была, должно быть, эта любовь! Как же он уважал меня, любой мой шаг, любой мой выбор, чтобы сдерживаться (а ведь он вспыльчив!) и не поступать так, как поступают люди бесчестные. Он мог бы высмеять Ноэля, но он знал, что Ноэль мне дорог, и высмеял барона де Саважа, да покоится он с миром. Он ни разу не позволил себе причинить мне боль от тоски, что я ему не отвечаю взаимным чувством, он ни на чем не настаивал, и даже будучи моим мужем, он предоставил мне выбор – полюбить его или найти себе другого мужчину, и принял бы это, наверное, потому что в первую очередь его заботило мое счастье. Как же неимоверно трудно, должно быть, это оказалось для человека его ума и склада!
Как сильно можно любить».
Колетт порадовалась, что стоит к Ренару спиной и он не видит, как у нее дрожат губы.
– Ты… – сказала она и сглотнула. – Ты – тот, кто мне нужен, и я никого не хочу другого. Ты был прав, мой балконный незнакомец. Когда любовь приходит, ее нельзя не узнать.
– Послушай, Колетт, – сказал он странным голосом, – прежде чем ты повернешься ко мне и я смогу заглянуть в твои глаза, чтобы увидеть в них подтверждение тому, что ты сейчас сказала… так легко… Я должен сознаться тебе еще кое в чем.
– Да, – сказала она, не оборачиваясь, – я знаю. Ты – Идальго.
На нем была все та же испанская шляпа, красную повязку на руке сменила другая, более плотная и из темной ткани, и маска не закрывала лицо.
– Как ты догадалась? – спросил Ренар.
– Это все твоя шпага. Скажи спасибо Бодмаэлю, который тебе их подает, когда ты выходишь из дома. Шпага и твои жесты.
– Ах вот как, – задумчиво и немного растерянно произнес Ренар.
– Да. Я увидела этот клинок – а Кассиан так долго его рассматривал в карете, что я все его узоры да изгибы запомнила – когда ты против барона вышел, – продолжала Колетт. – И ты двигался перед боем, как всегда делаешь, когда всерьез на чем-то сосредоточен. Ты так держишь руки, голову, что тебя невозможно не узнать. Я узнала, но вначале не поверила. А через минуту я… я убедилась.
– Что тебя убедило?
– Ты сказал ему то, что он больше всего хотел знать. Ты сказал барону свое имя на ухо, прежде чем он умер. Это так справедливо, как только может быть, и это в твоем духе. Ты не мог поступить иначе.
Они стояли в сумеречной комнате и смотрели друг на друга; никто не придет сюда, никто не потревожит. «Темнота, – подумала Колетт. – Темнота и костры…» Руки графа лежали на ее плечах.
– Я только лишь хочу спросить, Ренар, – наконец, решилась Колетт. – Почему ты не сказал мне? Думаю, потому, что считал это неверным – но неверным отчего?
– Помнишь, мы с тобой беседовали об Идальго в тот день, когда встретили его? – Ренар усмехнулся. – Маленький спектакль для лучшей сплетницы Наварры. Немного денег ее кучеру, вовремя подпиленная ось, мой приятель в роли Идальго – и вот уже Матильда де Левейе готова подтвердить, что ни граф де Грамон, ни барон де Аллат разбойниками с большой дороги быть не могут. А после, дома, я сказал, что выбор Идальго делает его одиноким. И это правда. – Он вздохнул. – Дело в том, Колетт, что невозможно, совершенно невозможно вовлекать никого другого в такое. Ты можешь выбрать это сам – и остальных впутывать ты не имеешь права.
– Но ведь у тебя есть друзья, которые следуют за тобой, – воскликнула Колетт. – Твои верные люди.
– Да, – согласился ее супруг, – но они тоже выбирали сами. И каждый из них волен уйти, когда захочет. Это достаточно бессмысленное дело – жертвовать своей жизнью ради незнакомых людей. Просто делать это, потому что не можешь оставаться в стороне. Делать это в маске – так у тебя больше шансов повторить успех. Народу нужны герои. А чем смешнее и слабее граф де Грамон, чем более никчемным кажется пьяница и картежник Кассиан де Аллат, чем высокомернее держится шевалье де Миоссан, тем меньше шансов, что кто-то вроде барона де Саважа придет и захочет убить его самого… или его жену и детей.
Колетт глубоко вздохнула и сказала то, что хотела:
– Как можно так сильно любить тебя?
– Ты уверена? – спросил Ренар требовательно. – Ты уверена, что это действительно так?
Колетт знала, что он хочет спросить на самом деле, и ответила на его истинный вопрос:
– Я говорю это не потому, что узнала тебя в Идальго.
– Я не герой, Колетт. Молва делает меня таким, – произнес Ренар. – Но я остаюсь все тем же Лисом, как зовет меня Беарнец. Я не слишком добр, нетерпим, не очень-то терпелив, и хотя на самом деле здоровье у меня железное, да и шпагу я немного умею держать, – вряд ли свет об этом проведает. Даже когда кто-то наносит мне рану, как это случилось весной, я отлеживаюсь и объясняю свое отсутствие головной болью, типичной для человека слабого и капризного. Я лгу всему свету, не терзаясь муками совести. Мне не нужна слава; да если бы на Идальго никто внимания не обращал, я был бы счастлив. Я был и остаюсь шутом для всех, кроме тебя и тех, кто хорошо меня знает. И дело не в публике, охочей до зрелищ, а в том, что великодушия, милосердия, отзывчивости мне в самом деле не хватает. Мною всегда двигали два сильных чувства: жажда справедливости и любовь к тебе. Всему остальному я понемногу учусь… от тебя.
– И потому ты сегодня ушел живым.
– О чем ты?
– Маркиз де Дюблан тоже узнал твою шпагу. Это ведь его клинок.
Ренар хмыкнул:
– Ах вот оно что… Я был так зол на глупца Кассиана, который привел тебя туда, что готов был всех с пути убрать, – и вдруг этот маркиз проявил милосердие. Значит, это потому, что ты попросила меня в тот раз быть великодушным, дорогая жена? Это спасло мою и твою жизни?
– И еще много других, – кивнула Колетт.
– Тогда как-нибудь я займу у тебя еще немного этого странного рыцарства.
Они поцеловались, и теперь не было в этом поцелуе одной тайны – но появилась совершенно другая. Их общая.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
