пакет, в котором обнаружились пластиковая бутылка, наполненная красной жидкостью, и два хрустальных бокала, завернутых в газету.
— Вино с Этны. Выпьешь?
Он угадал, что я буду пить и предпочту стеклянный бокал пластиковому стаканчику, а может, просто хотел произвести впечатление и подчеркнуть благородство собственных привычек. Я скрестила ноги, устроилась поудобнее и отхлебнула первый глоток из бокала, протянутого мне Никосом. Вино оказалось терпким и приятным.
— Прости за мой вчерашний вопрос. Обычно я не вторгаюсь в жизнь людей столь бесцеремонно.
В голове начинало проясняться, по ногам и рукам заструилось тепло.
— Это тяжелая история.
— У меня сильные плечи.
— Дело было два года назад. Хочешь еще вина?
Он снова наполнил наши бокалы. Мне подумалось, что нам не помешала бы какая-нибудь закуска вроде чипсов или орешков. Тем временем кривоватые творения рыцаря Каммараты мрачно взирали на нас. Лошади, знатные люди, воины в доспехах — все эти создания словно очнулись ото сна и обступали нас, желая согреться у очага нашего разговора.
— Ее звали Анна. Она единственная девушка, которую я любил. Мы попали в аварию, возвращаясь из Сан-Сабы. Знаешь, где это? Там берег холмистый, а песок так и сверкает.
Я молча кивнула. Мы с родителями много раз ездили купаться и в Сан-Сабу, и в лежащий по соседству Акваладрони. Я как наяву представила себе тот пляж с переливающимся на солнце песком.
— Мы поехали туда поплавать. В тот день нам хотелось просто побыть вдвоем. Анна окончила школу и мечтала поступить в университет, но ее родители были против, они заявили, что у них нет денег, что все это глупости и что Анна в любом случае не осилит учебу.
— Это действительно было так?
— В школьном аттестате у Анны были невысокие оценки, и учителя не любили ее — в первую очередь за красоту, а еще за то, что она всегда им перечила. Как говорится, за словом в карман не лезла. Она не могла спокойно сидеть за партой, не могла держать рот на замке.
— Она была твоей девушкой?
— Она была девушкой моего друга Марчелло. Такое случается.
Я допила второй бокал вина, держа его двумя руками, точно чашку без ручки.
— В тот день мы о нем не вспоминали, — продолжил Никос. — Мы с Анной тайно встречались на протяжении четырех месяцев и каждый день думали, что делать и как открыть ему правду. Анна боялась, что, если бросит Марчелло, он убьет себя.
— У нее были основания так считать?
— Я тоже боялся. У Марчелло дома творилась неразбериха, годом раньше умер его отец, и мой друг занялся наркоторговлей. Я тусуюсь с такими вот людьми, а не с девушками на выданье, уж извини.
— Ну, я вроде бы не девушка на выданье, а замужняя женщина, так что можешь не извиняться.
— Ага.
Никос налил нам по третьему бокалу и закурил.
— А дальше? — поторопила я.
— Тебе не наскучил мой рассказ? Ладно, тогда продолжаю. Я уже упомянул, что в тот день мы с Анной не говорили о будущем наших отношений. Да и что там было обсуждать — мы жадно любили друг друга всякий раз, когда оказывались наедине, я хотел, чтобы она стала только моей, ей было страшно расстаться с Марчелло, я чувствовал себя виноватым, Анна чувствовала себя виноватой, а Марчелло ни о чем не подозревал. В тот день мы решили не касаться больной темы еще и потому, что нет ничего хуже для влюбленных, чем ссориться и кричать после того, как они уже позанимались любовью.
— Сколько вам было лет?
— Мне восемнадцать, ей двадцать. Так вот, мы приехали на море и решили зайти в воду вместе, как поступили бы парень с девушкой, которым нечего скрывать. Прежде мы виделись украдкой, нигде вместе не бывали, ни в баре, ни в пиццерии. Анна опасалась, что кто-то из знакомых заметит нас и разболтает обо всем Марчелло. Я предложил: «Давай сегодня вести себя так, как будто всем известно, что мы с тобой любим друг друга. Погуляем, искупаемся». Я давно обратил внимание, что плавание успокаивает.
— Ты прав, мне плавание тоже помогает расслабиться. Только для этого я должна быть в море одна, а не с кем-то еще.
— Тот день прошел на ура. В купальнике Анна была неотразима. Раньше я видел ее одетой, полуобнаженной, голой, но в купальнике она предстала передо мной впервые. Сама белая, купальник черный, шевелюра тоже черная, темнее твоей, и мокрая от морской воды. На Анну пялились все мужики на пляже. А я чувствовал себя ее парнем и едва не лопался от гордости. Марчелло она уже давно разлюбила.
«Нам не дано узнать, кого на самом деле любит тот, кого любим мы. А слово „любовь“ в себе столько всего содержит, что в двадцать лет его лучше вообще вслух не произносить», — прокомментировала я про себя слова Никоса, но не стала делиться с ним этими старушечьими умозаключениями.
— Запасного купальника Анна не взяла, так что, когда настало время возвращаться, она надела футболку и шорты, после чего развязала лямки на лифчике и трусиках купальника и по-хитрому их сняла. На байк она уселась в шортах и футболке на голое тело.
— Вы искупались вместе?
— Да, причем заплыли далеко от берега. Мы целовались в воде, под водой, у воды, я был без ума от своей Анны. Мы едва не занялись сексом прямо там, на берегу.
— Когда произошла авария? — шепотом спросила я.
— По пути домой. На повороте нас сбила машина. Анна умерла у меня на глазах.
Воины Пупаро таращились на нас, в их взглядах мелькали зловещие предзнаменования. Выходит, вот что хотел показать мне Никос, — не этот закоулок Мессины, а тот ужас, который представляла собой его загубленная жизнь.
— Анна часто мне снится. Появляется из ниоткуда, молча смотрит на меня, ее фигура окутана дымкой. Иногда она шевелит губами, будто обращается ко мне, я не слышу ни звука, но знаю, о чем она хочет сказать: она не прощает мне того, что я ее убил.
— Это не твоя вина, — решительно возразила я, вставая на его защиту.
— По уголовному кодексу, не моя, но мне плевать на все кодексы. Да, на ней был шлем, да, я вел небыстро, да, мы не нарушали правил — что с того? На похоронах возле ее гроба плакал не я, а Марчелло, потому что я был ей никто, я даже в церковь на отпевание прийти не смог, в больнице валялся. Родители Анны Марчелло ненавидели, они знали, чем он приторговывает, но смерть все меняет: после той аварии он стал для них лучшим парнем на
