колец для салфеток… Даже столовые приборы теперь у нас другие. София, заметив мой интерес к ним, скромно поясняет.
— Ты, наверное, не помнишь, Йен, но это все столовое серебро из моего приданого, которое я привезла когда-то с собой из Фесса. Не знаю почему, но покойного Альрехта оно страшно раздражало. У него просто портилось настроение каждый раз, когда он видел его на столе.
— А мне нравится! Не то, что эта грубятина с фамильными гербами Тиссенов.
София расцветает радостной улыбкой в ответ на мою немудреную похвалу.
— Знала, что ты обязательно оценишь его!
— Если захотите, матушка, мы потом пригласим ювелира и переделаем все тиссеновское фамильное серебро по вашему вкусу. Думаю, через пару недель у нас будет достаточно денег и на ремонт всего Замка, чтобы привести его в надлежащий вид.
Фридрих вопросительно поднимает бровь, но я не спешу посвящать его в причину своей самоуверенности. Продолжаю беседовать о всякой ерунде с повеселевшей Софией. Моя задача сейчас — успокоить ее, чтобы княгиня верила в успех и не переживала зря, ожидая вестей с севера. Хватит с нее уже волнений.
— Какая милая семейная идиллия… — не выдерживает, наконец, Фридрих — может, и мне расскажите, чему вы так оба радуетесь? У наших границ стоит чужая многотысячная армия, а вы здесь обсуждаете какие-то пустяки!
София умоляюще смотрит на меня.
— Йен, ну, давай скажем Фридриху? Он ведь, правда, переживает! И рано или поздно тебе придется начать доверять ему. Фридрих не предаст нас — я уверена в этом.
— Мне бы вашу уверенность, матушка… — вздыхаю я — а если он сообщит на Остров?
На самом деле, я так не думаю. Просто надо решиться на серьезный разговор с Фридрихом, а я все его откладываю и откладываю. Сам себя ругаю за то, что тяну, ведь послезавтра мне уже уезжать. Ладно, дам ему еще один шанс. Но если предаст — вернусь и уничтожу…
Отложив вилку в сторону и промокнув губы салфеткой, скромно передаю тубус Фридриху. Выражение его лица бесценно, когда до него доходит, что за документ он держит в руках.
— Откуда…? — это единственное слово, на которое хватает его сил.
— Оттуда! — не могу я удержаться от ехидства — Фридрих, когда ты уже поймешь, что я стал полновластным хозяином в этом Замке и все здесь теперь подчиняется мне. Чему вас вообще дед учил?! Он вам с Альбрехтом хотя бы объяснял, что это значит — быть настоящим Тиссеном и настоящим хозяином Эскела? Рассказывал, как бережно и ответственно нужно относится к нашему Замку и к источнику? Или вы оба считали, что источник всего лишь дармовая кормушка для магии Тиссенов?
Я откидываюсь на спинку кресла и недовольно складываю руки на груди.
— Вот скажи мне, Фридрих Тиссен, когда ты последний раз делился своей силой с нашим источником? Ты вернулся в Минэй после долгого отсутствия, неужели тебя не ужаснуло состояние Замка? Неужели не возникло простого человеческого желания поправить его охранные чары, влив в них часть своей магии? Просто так, не рассчитывая на ответную благодарность? Ты же Тиссен! Ты же маг Воздуха, Фридрих!!! Как ты вообще собирался управлять этим Замком, мечтая стать князем? Как?!
— А Альбрехт?
— Да отец и не хотел ничего знать. Только хапал и хапал магию, доведя Замок до плачевного состояния. Думаешь, просто так все здесь перестало ему подчиняться? Да, он никогда и не был полновластным хозяином, пожалев магии на полноценный ритуал. Но разве не ты должен был вмешаться, как следующий по старшинству?! Неужели тебе так страшно было рискнуть и обратиться к родовой магии Тиссенов, чтобы перехватить власть у безумца? Разве это нормально, что Замок вынужден был признать хозяином подростка? И почему я, пятнадцатилетний маг, сейчас объясняю тебе прописные истины? Ты же старше меня, ты опытнее, как маг. Но ты просто струсил и решил выждать, когда власть сама упадет к тебе в руки. И в результате мы все чуть не потеряли и Замок, и Эскел.
Я так разошелся, что прямо руки зачесались морально добить родственничка!
— А если бы один из вас — ты или отец — не побоялся и провел полный ритуал слияния с родовым источником, войны не было бы. Понимаешь? Этот договор просто нашли бы, и тысячи людей остались живы. И Ульрих сейчас был бы жив. А мы не сидели бы втроем за этим огромным столом — жалкие остатки некогда могущественного княжеского рода Тиссенов. Вот цена вашей с отцом жадности и трусости. И расплачиваюсь за нее я.
Фридрих опустил глаза в пол, признавая мою правоту. Ну, хоть не спорит и не оправдывает собственную трусость.
— И теперь скажи мне честно: а я могу оставить на тебя Минэй? Или стоит мне выехать за городские ворота, как ты опять струсишь и начнешь заигрывать с Понтификом? А потом пустишь в наш Эскел инквизиторов, предав память Тиссенов…?
* * *
— …Ну, как наши дела? — интересуюсь я у Лукаса, заходя в кабинет Тиссена. Блин, если мне придется каждый день по несколько раз подниматься в башню по этой чумовой лестнице, сдохну же раньше времени! Это только у Альбрехта было богатырское здоровье, которое не удалось подорвать даже безудержным пьянством.
— Неплохо — радует меня друг — Смотри: вот в этой кучке лежат амулеты из коллекции твоего отца. Поскольку все они разрядившиеся, и их никто кроме темных магов зарядить не может, сейчас эти артефакты относительно безвредны. Но в них явно были использованы какие-то боевые заклинания, так что лучше с ними не шутить.
Перестраиваю зрение и убеждаюсь, что там действительно только слабый остаточный след, не более того. Зато соседняя кучка сияет до боли знакомым грязно-фиолетовым. Видимо это те, что изъяты Клемсом в лавке торговца. И вот эти артефакты очень опасны, потому что все заряжены под завязку.
— А что с этой дрянью делать? Их ведь нужно разрядить, прежде чем в Храм нести?
— Обязательно! — кивает Лукас — без этого никак. Неизвестно, как они себя поведут, если их просто попытаться уничтожить. Так что предлагаю для начала скормить их твоему ас-уруму — это будет лучшим выходом.
— И то, правда… — соглашаюсь я и мысленно призываю свой меч. Красавец тут же с готовностью материализуется в моей правой руке.
— Наверное, я никогда не привыкну к этому зрелищу! — смеется Учитель — у вас с ним удивительное взаимопонимание.
— Есть такое дело… — направляю клинок на сияющую кучку, и через секунду там не остается даже остаточного следа. Ну, как корова языком слизала!
— А вот с
