Книга Краткая история Германии - Джеймс Хоус

Те, кому не удалось покинуть страну, остались во власти Штази, Министерства госбезопасности. В его штате числилось 90 000 сотрудников, а контролировать все сферы жизни им помогали 200 000 осведомителей. Именно благодаря им Штази превзошел даже гестапо: бесчисленные информаторы были готовы помогать спецслужбам за самое ничтожное вознаграждение. Они разоблачали друзей, коллег, товарищей по команде и даже родственников. Любой человек мог одним словом разрушить вашу карьеру, закрыть для вас двери университетов, отправить вас в тюрьму или разлучить с детьми.

«Штази считается одной из самых жестоких и эффективных служб госбезопасности в мире, о чем восточные немцы говорят с горькой иронией. Есть анекдот о том, как Моссаду, ЦРУ и Штази поручили опознать погибшего по останкам скелета. Это удалось только сотрудникам Штази – у них пострадавший признался сам. Феноменальными были успехи Штази и в контрразведке: спецслужбы сумели внедрить в окружение Вилли Брандта своего агента; скандал после его разоблачения в 1974 г. заставил федерального канцлера подать в отставку. Впрочем, как и все институты Восточной Германии, Штази подчинялся хозяевам из СССР и распался, как только была разрушена Берлинская стена».

Пол О’Догерти, автор книги «Немцы и евреи со времен Холокоста» (Germans and Jews since the Holocaust)

Хроническая близорукость

«В 1977 г. Джонатан Стил, обозреватель The Guardian, пришел к выводу, что Германская Демократическая Республика – это “презентабельный образец того типа авторитарных социально-ориентированных государств, которые ныне являют собой восточноевропейские страны”. Даже якобы трезвые консерваторы в свое время рассуждали о коммунистической Восточной Германии в совершенно ином тоне, нежели сегодня. Тогда от них едва ли можно было услышать слово “Штази”».

Тимоти Гартон-Эш. Штази в наших мыслях (The Stasi on Our Minds). New York Review of Books, 2007 г.

Либеральные западные немцы – а с ними европейцы и британцы левого толка – словно не замечали, что происходит в ГДР. Здравомыслящие, казалось бы, экономисты верили явно лживым показателям ВВП. Добросердечные политики доказывали, что правители страны движимы благими намерениями. Вполне разумные социологи утверждали, что, хотя это общество не идеально, в нем меньше корысти и больше сплоченности, чем в Западной Германии.

Искусствоведы старались при первой возможности обласкать восточногерманских деятелей культуры – как только кто-нибудь создавал нечто отличное от топорной официальной пропаганды, его тотчас же провозглашали гением.

Западногерманский критик оглядывается в недоумении

«Внезапно мы поняли, что литература ГДР, которую так успешно продвигали долгие годы, по большей части не стоит ломаного гроша… Ах, думаю я сегодня, если бы я написал хотя бы одно крохотное эссе о том, почему она мне неинтересна. Но увы, я не могу похвастаться таким поступком. Когда авторы из ГДР получали награды на Западе, мы дружно улыбались и говорили: “О да, ГДР заслуживает поощрения”».

Йозеф фон Вестфален. О немецкой булимии (Von deutscher Bulimie), 1990 г.

В последние годы своего существования ГДР пыталась претендовать на роль истинной Германии: она заигрывала с памятью Мартина Лютера, давая понять, что прусские добродетели, свободные от юнкерского милитаризма, – хорошая альтернатива воинственному кока-колониализму Соединенных Штатов. И это получало определенный отклик у ультралевых немцев. Впрочем, любые выпады против Запада находили отклик у экстремистов левого и правого толка, особенно в 1960-х гг.

Смутное время

В 1960-х гг. ФРГ стала столпом НАТО и ЕЭС. Она вышла на второе место в мире по производству автомобилей, догнав Великобританию, и привлекала трудящихся-мигрантов (гастарбайтеров) из Южной и Восточной Европы, чтобы компенсировать нехватку рабочих рук. При этом уровень зарплат и потребления в стране оставался невысоким, а владельцев автомобилей было в два раза меньше, чем в Великобритании.

Однако времена менялись, и поколение тех, кто довольствовался малым и был рад забыть о войне, трудиться и откладывать на черный день, сменили бэби-бумеры, которые хотели всё сразу и прямо сейчас – включая правду.

Скучные, лицемерные, авторитарные старики выводили из себя западную молодежь. В Германии этот конфликт был особенно острым, поскольку среди старшего поколения нередко встречались бывшие нацисты. Освенцимские процессы 1963–1966 гг. во Франкфурте-на-Майне потрясли молодых немцев. Война во Вьетнаме возмутила их. Юные бунтовщики рассуждали примерно так: наши жалкие отцы, бывшие нацисты, стали подпевалами капиталистического запада. Еще вчера они убивали евреев, а сегодня лебезят перед американцами, превратив Германию в беспомощного потребителя МакКультуры. В 1950-х гг. вестернизация воспринималась позитивно, поскольку была альтернативой прусскому или нацистскому авторитаризму. Теперь же подражание Западу приобретало негативную коннотацию, и сопротивление этой тенденции объединило ультралевых и ультраправых.

Где сходятся крайности

«С конца 1965 г. до начала 1970-х гг. участники демонстраций выходили с плакатами, на которых Линдон Джонсон был изображен рядом с Гитлером, – люди приравнивали мнимое варварство американской культуры к варварству военных преступников… Любая дикая идея шла в ход, если вписывалась в прокрустово ложе антиамериканизма… Слоган USA-SA-SS встречался на каждом углу… Зачастую критически настроенные западные немцы изъяснялись как жертвы восточной пропаганды».

Бернд Грайнер. Сайгон, Нюрнберг и Запад: образ Америки в Германии конца 1960-х гг.[35]

Именно в такой культурной среде появилась банда Баадера – Майнхоф, она же Фракция Красной Армии, или РАФ, террористическая группировка, которая при тайной поддержке Штази держала в страхе Западную Германию в 1970-х гг. Это помогает понять, почему один из ее лидеров, Хорст Малер, позднее стал видным неонацистом.

«Студентки Ульрика Майнхоф и Гудрун Энслин сформировали свои взгляды под влиянием радикального протестантизма. Харизматичный грубоватый Андреас Баадер и неприкаянный Ян-Карл Распе были не столь интеллектуальны и более импульсивны. Все они происходили из среднего класса. Они негодовали из-за “империалистической” войны США во Вьетнаме и ненавидели “репрессивное” западногерманское государство, но так и не сумели выработать сколько-нибудь последовательную политическую идеологию».

New York Times, 3 января 1988 г.

Группировка была создана 2 июня 1967 г., когда полицейский (как выяснилось позднее, тайный агент Штази) застрелил безоружного демонстранта, который протестовал против визита иранского шаха. После этого на собрании студентов Гудрун Энслин провозгласила: «Это фашистское государство хочет убить нас всех! На насилие надо отвечать насилием. Это новый Освенцим, спорить с ними бесполезно!»

Германия была не единственным местом, где туманный идеализм 1960-х стремительно трансформировался в призывы к насилию. Но Фракция Красной Армии отличалась от других подобных группировок невероятной жестокостью и успела натворить бед. Пик ее активности пришелся на «Немецкую осень» 1977 г.: тогда террористам удалось убить несколько известных личностей, в том числе