Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
выставки из Музея Виктории и Альберта в новое хранилище в Лондоне, где они, видимо, и оставались вплоть до отправки в США в апреле 1930 года. Вместо предполагаемого месяца иконы пробыли в Англии почти полгода. Акт передачи подписали директор музея Эрик Маклаген и советский представитель Юкин.
Кто-то из читателей, вероятно, уже успел подумать: «Вот тогда-то „Аркос“ и продал иконы!» Не стоит торопиться. Именно работники «Аркоса» Шостак и Пикман запретили Юкину вести разговоры о продажах. Представляя торговую компанию, они, безусловно, знали об условиях некоммерческого ввоза икон в Англию. Если даже предварительные договоренности о продаже, в частности «другу» Джессики Бортвик, и были достигнуты в Лондоне, иконы по соглашению с администрацией лондонского порта следовало сначала вывезти из Англии. Перед отправкой груза в Америку лондонский порт потребовал подтвердить его целостность. 8 апреля последовал ответ Мартина Харди:
ни одна из русских икон, выставлявшихся в этом музее, не была утилизована во время проведения выставки, и ящики, которые были переданы «Англо-Советской транспортной компании» для вывоза в Америку, имели точно то же содержимое, что и было получено нами.
Из Лондона иконы и фрески на корабле «Англо-Советской транспортной компании» отправились в США. В июне 1930 года председатель художественного комитета Американского Русского института Ли Симонсон в письме в Музей Виктории и Альберта подтвердил получение груза. Как покажет последующий рассказ, все иконы и фрески с лондонской выставки без каких-либо изъятий прибыли в Нью-Йорк. Таким образом, и в Лондоне, как до этого в городах Германии и Вене, ничего продано не было.
Все сказанное заставляет признать лондонский отчет Самуэли о продаже икон и фресок недостоверным. Видимо, не только ничего не было продано, но и никаких твердых договоренностей о продаже не было достигнуто. Если переговоры в Лондоне о продаже икон вообще велись, то речь шла о намерениях и предположениях. В связи с вопросом о достоверности отчетов Самуэли интересно мнение нового председателя «Антиквариата» Николая Ильина. Осенью 1930 года он детально проанализировал доклад Самуэли о работе «Антиквариата» в 1929–1930 годах и считал его «чистейшей хлестаковщиной», «массой мертвых душ и дутых цифр». В частности, Ильин писал (сохранена орфография автора):
…в перечне антикварных фирм, с которыми им (Самуэли. – Е. О.) заключены договора, а именно: 1/ Кассирер. 2/ Даль Матисен. 3/ Лепке. 4/ Глюкзениг. 5/ Интернационале К. А. Х. 6/ Константинидис-Муссури. 7/ Сотеби и т. д. следует вычеркнуть – Кассирера, Сатеби, Матисен и Лепке. С Кассирером и Сатеби никаких договоров нет и никогда не было. С Матисен Галлери имеются отношения (лучше бы их не было!) по продаже ей уникальных объектов, но никакого договора нет. С Лепке договор заключен еще до прихода Самуэли. Остаются: Глюкзелиг, И. К. А. Х. и Муссури, причем две последних фирмы – ничтожная антикварная мелочь, ничего нашему обороту фактически не дающая.
В записке Ильина есть и другие примеры фантазий Самуэли. Есть все основания считать, что, стремясь придать работе «Антиквариата», да и своей собственной, больше весомости в глазах руководства, Самуэли выдавал желаемое за действительное, а предварительные договоренности, а то и слухи в отчетах представлял как совершённые сделки.
ГЛАВА 4. АМЕРИКАНСКОЕ ТУРНЕ: ПРОДАТЬ ВЫСТАВКУ!
Неудача в Париже. Крах Нью-Йоркской биржи – крушение надежд. Сколько показов было в США и куда исчезли иконы? Тряска, сколы, трещины и «пузыри»: тяготы заморского путешествия. Сберегая американскую «копейку». Досрочное возвращение. Секретная миссия агента Розеншейна. Авантюры Николая Ильина. Кому досталось наследство первой советской иконной выставки?
Выставка в Лондоне закрылась. Наступил новый, 1930 год. Пролетел январь, подходил к концу февраль, а иконы все еще оставались в Музее Виктории и Альберта. Секретарь музея Харди слал раздраженные письма в «Аркос» и Юкину, отвечавшему за отправку икон. Представители «Аркоса» оправдывались тем, что Юкин нездоров. Но главная причина задержки, видимо, состояла в том, что ясного представления о том, куда выставка отправится дальше, не было. Вплоть до весны 1930 года устроители считали, что следующим городом турне будет Париж, но с Францией не заладилось. Попытки договориться с музеями и частными галереями ни к чему не привели. Отсутствие помещения, видимо, служило французам лишь благовидным предлогом для отказа. Похоже, особой заинтересованности у них не было или же боязнь массовых протестов эмигрантов из России, которыми изобиловал Париж, оказалась сильнее. Именно по этой причине «Антиквариат» отказался от проведения аукционов во французской столице. Задержавшиеся в Лондоне иконы в апреле 1930 года отправились не в Париж, а в Новый Свет, в США.
На рубеже 1920–1930‐х годов для сталинского руководства при принятии решений о продаже музейных шедевров решающее значение имели нужды индустриализации и острота валютного кризиса. Не случайно собственные иконы «Антиквариата», предназначенные на продажу, не считая шести копий, появились не на первых показах, а только начиная с Лондона. Ни во время нахождения выставки в Германии в феврале – мае, ни во время ее проведения в Австрии в сентябре – октябре 1929 года острейшей необходимости продавать экспонаты не было. А вот выставка в Лондоне открылась 18 ноября 1929 года, спустя примерно месяц после биржевого краха в Нью-Йорке, с которого начались мировой кризис и затяжная депрессия. Крах Нью-Йоркской биржи стал и крахом надежд советского руководства оплатить индустриализацию за счет экспорта сырья и продовольствия, мировые цены на которые резко упали.
В наибольшей опасности художественные ценности российских музеев оказались в начале 1930‐х годов. Время пребывания русских икон в США, 1930–1932 годы, было пиком финансового напряжения в проведении индустриализации. Советскому руководству катастрофически не хватало валюты. По данным таможенной статистики, импортные закупки, которые в основном шли на нужды промышленности, составили в 1930 году 1059 млн, в 1931-м – 1105 млн, в 1932-м – 704 млн золотых рублей. Экспорт же, в котором преобладало сырье и продовольствие и который по задумке руководства должен был оплатить промышленный импорт, в те же годы, по данным Госплана и Госбанка, принес всего лишь около (соответственно) 789 млн, 650–670 млн и 493 млн рублей. Из-за падения мировых цен недовыручка по экспорту, несмотря на наращивание его физических объемов, была колоссальной. Дефицит торгового баланса СССР, то есть превышение расходов на импорт над доходами от экспорта, достиг апогея в 1931 году. Золотой запас Российской империи давно уже был истрачен, советская золотодобывающая промышленность только становилась на ноги и не могла обеспечить валютных нужд индустриализации.
Руководство страны искало источники поступления валюты и золота, не брезгуя ничем. Именно в это время, в 1932 году, заработал гулаговский Дальстрой,
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
