или иначе, а спустя час или два я уже катил обратно в Свердловск.
Ехал я в купе с тремя уже изрядно пьяными, только что вкусившими свободу, зеками. Поначалу они меня приглашали пить с ними, но я был непреклонен: «Не могу, мол, служба!» Они только хихикали и, кажется даже, по-своему меня жалели. Вот ведь какая жизнь суровая бывает – даже выпить человеку не дают! Тут зашла проводница и оглядела всех недобрым взглядом. Видимо, кто-то из моих попутчиков ее зачем-то позвал. Это была мощная женщина лет пятидесяти, от одно взгляда которой хотелось превратиться в камень. Судя по татуировкам, она тоже была близка кругам, откуда происходили и мои новые знакомые.
– Ну че звал? – недобро осведомилась она, обращаясь к одному по прозвищу Лопата. Это был длинный, как жердь молодой мужчина, лет тридцати или чуть старше. На нем была грязноватая тельняшка и невероятно засаленные брюки, заправленные в короткие сапоги.
– У тебя есть чего-то? – Лопата щелкнул себя по шее.
– Поискать можно. Только казенки, кажись больше нет. Есть смага по червонцу или конина по полтиннику.
Попутчики переглянулись. Один из них, по прозвищу Румын, повернулся ко мне и, улыбаясь спросил:
– Конину будешь? Я угощаю!
– Конину? – немного замялся я, – Да я не голодный вроде.
Все, включая проводницу радостно заржали.
– Коньяк это, по-нашему, – сннсходительно пояснила проводница.
Я пожал плечами:
– Ну, разве что самую малость. Мне вставать рано и сразу к командиру представляться…
– Так там по многу-то и не получится, – успокоил меня Румын, все также улыбаясь.
К тому моменту, я уже понял, что все называли друг друга только по кличкам. Кроме Лопаты и Румына, был еще и Дюня. Дюня был тоже лет тридцати-тридцати пяти, с руками, словно составленными из шаров. В отличие от Румына, был он белобрысый и голубоглазый, и также, в отличие от своего чернявого товарища, совсем не улыбался.
– Давай в общем, одну смагу и одну конину! – велел проводнице Румын.
– Давать тебе твоя маруха будет! Ты цуцу гони, коли бухать хочешь! И смотрите мне! Насвинячите – хер уйдете, пока все не уберете за собой!
– Да ладно те, Лара… – ответил Румын, – Держи вот цуцу, че мы порядка не знаем? – и он протянул ей несколько десяток.
Лара взяла деньги и стала аккуратно пересчитывать.
– А Вова сегодня не работает что ли? Или он в другом вагоне?
Лара перестала считать и подозрительно уставилась на меня.
– А ты откуда Вову знаешь?
– Да я тут уже третий раз здесь еду… Два раза он проводником был. Познакомились вот немного…
– А… – ответила проводница и продолжила считать бумажки.
– Так, где он? – Спросил я, – Или не знаете?
– Он не с нашей бригадой, – ответила Лара, – Не знаю, в общем.
– Так откуда ты Вову знаешь? – спросил Дюня, когда Лара ушлаю Он, мне показалось, даже немного протрезвел.
Я рассказал, как мы познакомились, как он мне делал чай. Да, в общем и все, рассказывать там особо было нечего.
– Хороший человек, мне показалось, – сказал я. – Вот и подумал, может, если он здесь, так зайти поздороваться не мешало бы.
Вся компания вдруг странно замолчала и мне стало немного не по себе. Я, видимо, залез, как говорится, «не в свои сани». Но что во всем этом было не так, я пока не понимал.
Через пару минут проводница принесла бутылку трехзвездочного молдавского коньяка, а также бутылку из-под лимонада, заткнутую пробкой от шампанского. Она молча поставила все это на столик, на секунду задержалась, будто что-то пересчитывала, а затем так же молча удалилась.
– Ну че, накатили? – спросил Румын, открывая коньячную пробку, называемую в народе «бескозыркой».
Все протянули стаканы. Румын налил всем примерно по половине.
– Ну, а ты чего? Давай свой стакан!
Я протянул. Остальное он налил мне. Получилось практически поровну.
– Ну, че… Воля- вольная… понеслась! – хмыкнув, сказал Лопата и запрокинул стакан. Остальные молча последовали его примеру. Я тоже сделал глоток.
– Чего не пьешь? – Спросил Дюня, впервые слегка улыбнувшись, – Не нравится?
– Нравится, – ответил я, – Только я сразу сказал, что мне много нельзя. Так что я растяну на несколько раз.
– Ну как знаешь… – пожал плечами Дюня и достал откуда-то из-за спины банку килек в томате и складной нож. Лопата тоже пошарил где-то сзади и протянул ему пол буханки хлеба. Дюня быстро нарезал хлеб и чуть не одним движением вскрыл банку. Затем он аккуратно нарубил кильку прямо в банке и после выложил полученный фарш на хлеб.
– Давай, угощайся, – он протянул мне.
Пока Дюня возился с хлебом и банкой, я пошарил в своем портфеле и достал оттуда кусок сала, размером с ладонь и луковицу.
– О! Это дело! – обрадовался Румын и тоже, достав ножик, принялся нарезать сало и чистить лук.
Сначала мы съели бутерброды с килькой, а затем Лопата, вытащив пробку от шампанского из принесенной Ларой бутылки, налил всем троим по половине стакана мутноватой и довольно мерзко пахнущей жидкости.
И снова все выпили почти молча. Я тоже глотнул коньяку из своего стакана.
– Ты в Караганде бывал? – вдруг спросил Дюня, заталкивая в рот остаток хлеба.
– Нет, – ответил я, – А что?
– Та ничего… Чалился я там три года… Вспомнил вот.
– Нет, – сказал я, – там я не был. Я вообще в Казахстане дальше Актюбинска, считай не ездил. Хотя, еще на полигоне был, он километров триста от Актюбинска.
– Значит не был в Караганде?
– Нет, а с чего мне там бывать? Меня только туда пихают, где ракеты есть, – про прокурорские дела я, понятно, решил не распространяться.
– А, ну да… – Кивнул Дюня. – Значит, с Вовой, говоришь только тут познакомился?
– Ну да… – ответил я, – Да и то, не скажу, чтобы прямо друзьями сразу стали. Просто парой слов перекинулись, он мне чаю сделал, а я замерз тогда, помню, как собака… А что такое? Что вы все про него выспрашиваете? Случилось чего?
– Та нет… Тут другое… – ответил Дюня.
Лопата разлил остаток самогона. Они выпили и потянулись за салом и луком.
– Я, когда в Караганде откинулся, возвращался уже, так с ним тоже познакомился… Он тогда был проводником на поезде Караганда-Москва.
– Понятно, – я кивнул.
– Да ничего тебе не понятно, – огрызнулся Дюня. – Ладно, ты, похоже, и правда не при делах… Ладно… Угости нас смагой, душа просит… А я потом расскажу, что к чему.
Я кивнул:
– Хорошо, Лара зайдет, возьмем еще… Только я уже сказал – пить не буду. Только для вас, лады?
– Да не вопрос… – кивнул Дюня, – договорились же уже.
