я просто стоял у окна, делая глубокие вдохи, чтобы прийти в себя. И лишь повторял с каждым выдохом:
– Как же так? как же так?.. как же так?
Проводник
Поезд Свердловск-Ковров за номером 57 в народе называли «бичевоз». Это было нечто феноменальное даже для советской глубинки: тепловоз и четыре расхлябанных вагона, три из которых были общие и с выбитыми стеклами. Ездили на нем в основном – бичи на свои, разбросанные по всему Северу вахты. Это была уже моя третья поездка на Северные Урал, и я уже более-менее в ситуации ориентировался, а потому ехал в самом «приличном» – плацкартном вагоне, где окна были, в основном целые, а те, что выбиты – заделаны серой фанерой, и потому в целом, если не особенно придираться, было даже относительно тепло. Бичей из других вагонов сюда не пускали. Ни чаю, ни простыней тут, впрочем, тоже не давали, но я уже был опытным путешественником и такие мелочи меня не совсем смущали, бывало и во много раз хуже и куда опаснее. Ехал я не в Ковров, впрочем, а в Краснотурьинск – мрачноватый городок, часах в семи пути, где был лишь какой-то миниатюрный механический заводик, да три зоны: две мужские – строгого и особого режимов, и женская – строгого. Была еще вроде бы колония для малолеток, но ее я не видел ни разу.
Признаться, ехать сюда я не хотел. Предыдущий раз меня впечатлил более чем. Тогда в городе шла настоящая гражданская война со стрельбой и взрывами. На обеих мужских зонах вспыхнуло восстание. И это то было не просто так, ибо город утопал в многолетних проблемах, решать которые, как я понял, никто не решал, и похоже, не собирался. В прошлый раз в городе все магазины были закрыты уже пару недель – торговать было попросту нечем. Есть было нечего до такой степени, что зэки отдавали свои пайки беременным бабам. В общем, выживали кто как мог. Помню, я ехал в купе вместе с главным инженером какого-то железнодорожного перегона, и он мне, собственно, все это и рассказал.
– Так как же вы все-таки выживаете? – я был не на шутку удивлен.
– Кто как… я с отцом ухожу в тайгу недели на две. Мы там поставили зимовье на речке. Он ловит тайменя, а я пытаюсь изюбря стрелять. Обычно, когда я добываю зверя, у отца уже две-три хороших рыбины заготовлено, не считая мелочи разной. А один раз я как-то собирался уже уходить капканы проверять, я еще и пушниной немного зарабатываю, вдруг слышу отец орет с реки. Я бегом туда. Гляжу, а его трясет, и он только кричит: «Колька! Лунку долби!» Я глянул и ох..ел конкретно. Он тайменя зацепил, который в лунку, шириной с тарелку не пролазит… Насилу вытащили. Больше тридцати кило было… Крюками за жабры тащили. Но – до конца зимы тогда рыбы хватило.
Два раза в этих поездках в моем вагоне был один и тот же проводник. Мы познакомились, и он мне даже один раз сделал чаю. Звали его Володей. Был он не очень высокий, но при этом полон какой-то невероятной энергии и силы. Все, что я от него узнал, это то, что раньше он был проводником на поезде Москва-Караганда. А потом, как я понял, там случилась какая-то неприятность и он осел здесь, на Урале. С вопросами я не лез – было видно, что Володя не любит вспоминать тот период.
В Краснотурьинске я пробыл три дня, но думаю, что и двух часов было бы более, чем достаточно, чтобы пропитаться духом серой и густой как тюремный кисель безысходности. Бывают такие места на земле, где даже умереть кажется неуместным, и единственное, что более-менее соответствует гению этого самого места – это лишь долгий отчаянный вой. За все время моего пребывания, я не встретил, кажется, ни одного полностью трезвого человека. И это включая женщин и подростков, начиная, наверное, лет с пятнадцати… Делать там было решительно нечего: был, кажется, всего один небольшой облупленный кинотеатр с сомнительным репертуаром, и это, в сущности, все, что предлагалось в плане культурного времяпрепровождения. А просто прогуливаться по нечищеным от снега улицам, да еще и в хромовых сапогах, было, понятно, тоже занятием далеко не из приятных. Тем не менее, одним из немногих, и все-таки работающих магазинов, был книжный, расположенный в двадцати минутах ходьбы от гостиницы. Там в крохотном букинистическом отделе, расположенном в углу помещения, я откопал миниатюрное, и очень милое издание «Калевалы»: красную книжицу, которая легко помещалась на ладони.
Собрав за три дня все нужные для прокурора документы, я с легким сердцем и переполняющей меня радостью, отправился на вокзал за билетами. Но не тут-то было! Оказывается, как раз в эти дни выпустили по амнистии большую партию заключенных, и, всем, как и мне, понятно, хотелось поскорее забыть эти места. Тут уж было не до сентиментов. Я быстро нашел военного коменданта – капитана с петлицами артиллериста, какие имелись и у меня. Его, правда, пришлось какое-то время приводить в чувство, поскольку дело шло к вечеру, и он уже успел принять не менее бутылки, а то и поболее. Капитан брыкался, пытался орать, что занят, но, когда я заорал на него и сказал, что он срывает важнейшую операцию по поимке государственного преступника, тот даже, показалось, немного протрезвел.
– А че случилось-то?
– Че случилось? Майор тут один сбежал с автоматом и портфелем с сов. секретнымии документами! Понял?
– Откуда сбежал? – не понял капитан.
– Откуда надо, оттуда и сбежал! Ты ориентировку не получал что ли? – я понял, что его надо давить, пока он в себя не пришел, и потому я вел себя как можно более нагло.
– Не… а че? Отсюда откуда-то рванул?
– Нет, из ракетной бригады. Севернее. Подельников его уже взяли. Сейчас самого ищем. Ты, кстати, тоже поглядывай. Он, скорее всего поездами будет к Китайской границе прорываться. И поосторожнее: автомат у него.
Капитан захлопал глазами. Он явно не понимал, откуда в Краснотурьинске государственные преступники и вообще – сов.секретные документы. Но билет мне все-таки выдал.
А между тем я сказал почти правду. Действительно был такой случай: одуревший от водки и безысходности майор, начальник службы вооружений, сбежал – было – с какой-то северной точки. И действительно, с портфелем и автоматом. И застрелили его уже, и правда, где-то у китайской границы. Правда, все это было года за два до моего появления в прокуратуре. Но так
