сказала она теперь и уплыла навстречу волнующим приключениям.
Теплый весенний вечер уже поглотил остальных. Из окна все выглядело так красиво, однако Биргитта знала, что за этим кроется. Июньские ночи в Стентрэске сырые и холодные. В прогнозе погоды предупреждали о ночных заморозках.
А где-то там, снаружи, Викинг в зеленом «гольфе» своей мамы.
Биргитта опустилась на детский диванчик, положила пострадавшую ногу на один из мешков и достала из сумочки плитку вафель в шоколаде. Стянула бумажную упаковку, развернула фольгу и принялась осторожно хрустеть. Крошки шоколада посыпались на диванчик. Она попыталась смахнуть их на пол, но от этого они размазались и прилипли к обивке, ах черт.
Викинг, кажется, по-настоящему раскаивается. Хотя что реально: его раскаяние или его агрессия? Вопрос в том, стоит ли давать ему еще шанс. Или это было бы ошибкой? А что, если он действительно ударит ее, нанесет ей увечье?
Однако, с другой стороны, тут нет больше никого, кто бы ей нравился, а ведь она решила остаться жить здесь.
Загнав ногой упаковку от шоколада под диван, она оттащила кресла-мешки в отдел подростковой литературы, погасила свет, заперла двери, сдала ключ администратору полицейского участка и вышла на открытую всем ветрам улицу, решив разыскать Викинга.
В городе толклось немало народу. Гудели моторы машин, гул голосов то усиливался, то стихал. Мужчины шумели. То тут, то там гремела музыка.
– Эй, Гитте, ты с нами?
Компания мальчишек на стареньком «вольво». На самом деле они не хотели брать ее с собой, просто выпендривались друг перед другом.
Народу становилось все больше. На улице Стургатан образовалась пробка, несколько компаний водрузили на крышу своей машины колонки. It’s fun to stay at the YMCA[39], народ подпевал, Hey people I’m Bobby Brown[40], кто-то танцевал, Born to be Alive[41]. Зеленого «гольфа» не видно.
Зато она увидела Кристера Шильца и его компашку, они собрались вокруг «форда таунуса» с виниловой крышей. На заднем плане, жуя жвачку, стояла Сусанна. Биргитта подошла к ней.
– Ой, знаешь, тут такой ужас, – выпалила Сусанна, – Ты знаешь Пера-Улу Нильссона – Пелле, приятеля Хокана, того, у которого желтый Puch Dakota[42], не знаешь? Такой рыжий. Короче, у него, похоже, алкогольное отравление, он блевал, пока не вырубился, аж посинел весь, Викингу пришлось везти его в больницу на промывание желудка. Короче, бедная машина его мамы!
Викинг, в больницу. Она что-то ответила, изобразив интерес.
– Они соревновались, кто больше выпьет, и Пелле выиграл, – продолжала Сусанна. – Что с ними поделаешь? Отнимать у них бутылку? Викинг пока не возвращался, наверное, остался помочь ему там, в больнице – ой-ой-ой, небось весь в блевотине, могу себе представить…
Возможно, Гунилле приходится сейчас принимать перебравшего юнца. И сейчас она стоит рядом с Викингом, выкрикивая, чтобы санитары подогнали носилки и везли пациента на промывание желудка – первая премия в состязании «кто больше выпьет».
– Сусси, ты идешь?
Кристер помахал ей из «таунуса», Сусанна поправила на плече сумку.
– Созвонимся завтра? – бросила она и ушла к Кристеру.
Биргитта развернулась и, оставив позади Стургатан, направилась к зданию больницы. Ветер дул немилосердно, по ощущению лишь несколько градусов выше нуля.
Мама всегда говорила, что нам дана жизнь, чтобы ее прожить, а не война, чтобы ее выиграть. Ясное дело, она может простить. Викинг совершил промашку, но, возможно, это в итоге поможет им сблизиться. На самом деле есть немало аргументов, почему им лучше быть вместе. Они друг для друга – первая большая любовь. Изначальная влюбленность затем переросла в нечто большее. С сексом у них все прекрасно. К тому же они великолепно вписывались вместе в ту большую компанию друзей, частью которой она планировала стать.
Как он обрадуется, какое облегчение испытает, когда она сообщит ему эту новость: она все обдумала и готова принять его обратно.
Она подняла воротник пиджака. Солнце светило прямо в лицо, красное, как кровавый пудинг. Подъем, ведущий наверх, на гору Кольбергет, был затяжной и казался бесконечным. Гунилла всегда ездила на работу на велосипеде, и зимой, и летом, говоря, что больше ей моциона и не нужно. Вверх и вниз по Бэкосен и Кольбергет, никогда не растолстеешь. Больница Стентрэска находилась за холмом.
Зеленый «гольф» она увидела сразу. Машина стояла чуть в стороне от приемного покоя, под фонарем, который горел, несмотря на дневной свет. Одна задняя дверь широко распахнута – наверное, Викингу пришлось оставить ее открытой, когда он тащил пьяного победителя к врачам. Но почему же он припарковался так далеко от приемного покоя? Свет в машине не горел, но Биргитте показалось, что внутри кто-то шевелится. Так ему еще не удалось вытащить пьянчужку? Может быть, ему нужна помощь?
Она поспешила к машине, выбрав короткую дорогу через рощицу рядом с парковкой. Да, из машины торчат две ноги, Викингу явно нужна помощь, хотя стоп, там два человека – картинка не складывалась.
Биргитта замерла на полушаге, охваченная внезапными сомнениями. Притаилась за деревом в рощице, невидимая в своем темном пиджаке и темно-синих джинсах. Беззвучно сделала несколько шагов вправо, потом несколько шагов вперед, и еще несколько.
На заднем сиденье полулежал на спине Викинг. Его белые мускулистые ноги торчали наружу. Между его ног примостилась на корточках маленькая фигурка, на поясе джинсов мерцал в свете фонаря лейбл Puss & Kram. Голова ритмично двигалась вверх-вниз в районе его паха, Биргитта видела, как прыгал хвостик у нее на затылке. Он прыгал и прыгал, взлетал и пританцовывал. Поначалу мозг не включился. Не сразу. Потом она услышала стон – так обычно стонал Викинг перед семяизвержением.
Реальность застигла ее врасплох, выдавила весь воздух из легких. Она делает ему минет. София делает ему минет на парковке у больницы на заднем сиденье машины его мамы.
Под ногами разверзлась пропасть, бездонная пустота.
Дом встретил ее темными тенями. Тишина лежала плотным покрывалом. Закрыв за собой дверь в окружающий мир, она пошла вниз, ко дну, где нет кислорода.
Если бы она могла, она бы закричала. Ее голос эхом отскочил бы от картин на стенах и ковров на полу, от этого крика лопнули бы зеркала и рухнули шторы, но она пребывала в немоте.
Она знает, что надо сделать.
Проплыла в кухню, бросила взгляд на ящик с ножами. Вокруг словно зазвучал голос Карины: «Ты действительно собиралась покончить с собой, когда резала себе вены, или просто хотела привлечь к себе внимание?»
С ножами покончено.
Прошла через заднюю кухню в прачечную. Вероятно, ее вырвет – она судорожно сглотнула. Веревки
