сахара, а в гостях – с тремя.
Экскурсия по аду. Видят, в двух котлах варятся грешники. Около одного котла – ватага чертей с вилами, а около другого – никого.
– Почему вы все у одного котла?
– Да тут евреи варятся. Стоит на секунду отойти, как они все собираются, подсаживают друг друга, один вылезет – других вытаскивает. Если их не сторожить – все разбегутся!
– А почему тогда второй котел не охраняете?
– Там варятся русские. Отличные ребята! Если один пробует удрать, другие его назад тащат: «Ты чё, лучше других быть хочешь?!»
– Яша! Ты знаешь – похороны Семёна Марковича перенесены со среды на четверг…
– А шо, ему стало лучше?
– Изя, я прошел в Израиле курс лечения! Таки дорого, три тысячи долларов заплатил!
– Я вас умоляю, Мойша, за такие деньги вы могли бы у нас в Одессе лечиться целый год. Даже еще и на похороны бы хватило!
– Розочка, ви слышали, Циля Марковна пятого мужа в крематорий свезла?
– Таки да, жизнь несправедлива… одним ни одного мужа, а другие ими печку топят.
В инфекционном отделении умирает старый еврей. Просит позвать ему попа. Тот пришел и говорит: «Сын мой, я отпускаю твои грехи…» и т. д. Тогда этот еврей говорит попу:
– Когда я умру, зайди ко мне домой, там справа, за занавеской, есть сейф. Вот тебе ключик от него, открой его и все деньги, что там есть, возьми и передай в синагогу.
– Так почему ты для этого не позвал раввина?
– Куда?! В инфекционное отделение?!
– Извините, господин директор, я хотел бы вам кое-что сказать.
– Пожалуйста, дорогой Ефим Соломонович!
– Несчастный коллега Рабинович умер. Я не мог бы занять его место?
– Я не возражаю. Договоритесь об этом в бюро ритуальных услуг.
– Фима, ты таки собираешься в конце концов писать завещание?
– Сара, рано думать о смерти: я ведь еще молодой.
– За это не переживай.
Одесская семья:
– Яша, на могилку чаще цветы приносят, чем ты мне…
– Сара, я не понял! И таки что ты предлагаешь?!.
– Жора, вчера я видел, шо у дома, где живет ваша теща, стоял катафалк. Вас шо, можно поздравить?
– Ой, не мелите ерунду! В этом доме триста квартир! Это такая лотерея…
Бедный одесский еврей идет по улице и видит проходящую мимо богатую похоронную процессию – черные Роллс-ройсы, море цветов, женщины в мехах, гроб с золотыми ручками…
– Да, вот это жизнь! – вздыхает он.
– Абрам, откуда у тебя такие прекрасные часы?
– А это мне папа продал, когда умирал.
Абрам уехал из Одессы на постоянное место жительства в Германию. Через какое-то время он пишет письмо другу: «Зяма, ты таки не поверишь! Когда я добрался до Гамбурга, мне таки предложили работу. Зяма, держись крепче, но лучше сядь, а то таки упадешь. Зяма, ты даже не представляешь, чем я занимаюсь в Германии! Теперь я работаю в местном похоронном бюро. И что ты за это думаешь, Зяма? Я в крематории! Да, я в крематории сжигаю немцев!»
– Монечка, я уже таки голову сломала! У Шпильманов свадьба, у Либерзонов похороны и все в один день! Шо выбираем, дорогой?
– Цилечка, а шо тут думать? Только похороны!
– Это почему?
– Все то же самое, зато подарок покупать не надо!
– Абраша, скажи, а одиночество – это когда тебя не понимают?
– Одиночество, Сарочка, – это когда тебя некому забрать из морга. Все остальное – это так, временные затруднения…
– Яша, почему ты не попросишь Абрама вернуть нам долг? Уже полгода прошло!
– Во-первых, Абрам месяц назад умер…
– А во-вторых?
Идут 3 еврея по кладбищу один из них говорит:
– Посмотрите, это же могила Шмеерзона. Это был голова! Когда-нибудь я хотел бы лежать с ним рядом.
Идут дальше, второй говорит:
– Посмотрите, это же могила Шмулермана. Это был всем головам голова! Когда-нибудь я хотел бы лежать с ним рядом.
Идут дальше, третий говорит:
– А я бы хотел лежать рядом с мадам Хаймович.
Первые два:
– Ты что – поц? Она же живая!
Третий, воздевая руку с отставленным указательным пальцем.
– Ооо! Так и я об этом!
Памятник на одесском кладбище. На плите паросского мрамора огромными золотыми буквами выбито: ЯКОВ МОИСЕЕВИЧ РАБИНОВИЧ. А чуть пониже – маленькими буквами: Своей жене Саре.
Родственники и друзья хоронят Рабиновича. У могилы стоит ребе, который зачитывает его заслуги:
– Сегодня мы провожаем в последний путь знаменитого писателя Рабиновича.
Удивленный Цукерман спрашивает у жены покойного:
– Циля, а почему писателя? Я никогда не видел его книг или статей!
– Изя, шо ты такое говоришь?! Знаешь какое гениальное он написал завещание!
Умер старый богатый одесский еврей. Вся семья собралась у нотариуса, чтобы узнать завещание. Нотариус читает:
– Я, Лахман Исаак Давидович, находясь в здравом уме и твердой памяти, все деньги потратил перед смертью.
Умер старый еврей. Вскрыли его завещание, читают: «Дочке моей, Сарочке, оставляю 100 тысяч долларов и дом. Внучке моей, Ривочке, оставляю 200 тысяч долларов и дачу. Зятю моему, Шмулику, который просил упомянуть его в завещании, упоминаю: Привет тебе, Шмулик!..»
Умирает старый еврей. На гражданской панихиде раввин просит кого-нибудь из собравшихся сказать несколько слов об умершем. Пауза явно затягивается, и вот через несколько минут кто-то из собравшихся наконец сказал:
– Его брат был еще хуже.
Одесса. Похороны…
– Изя, дорогой, я не верю, таки, что ты нас покинул!
– Товарищ, отойдите от гроба, дайте подойти тем, кто уже верит или хочет
