Кейт* * *
Вот так-то. Прав был Люк: кое-что подвернулось. Мало того, через несколько недель подвернулось и кое-что еще.
Но я чуть забегаю вперед; после «инцидента» между Мэттом и Люком доктор Кристоферсон к нам приезжал несколько раз, якобы осмотреть Мэтту плечо, но на самом деле и меня с Бо проведать. В последний из этих визитов он отвел Мэтта и Люка в гостиную и сделал им выговор. Я тому свидетель, подслушивала под дверью. Молли он привел с собой в дом, чтобы мы с Бо не скучали, но я, уже наученная горьким опытом, не желала оставаться в неизвестности. Пожалуй, впервые в жизни я открыто взбунтовалась против взрослых.
Выговор начался обманчиво мирным вступлением. То, что делают братья для нас с Бо, говорил доктор Кристоферсон, достойно восхищения, и все знают, как они оба для нас стараются.
Наступило молчание. Думаю, оба поняли, что это только начало.
Доктор продолжал. Сказал, что иногда, вопреки всем нашим стараниям, мы терпим неудачи. И признать это не стыдно. Даже наоборот, важно. Важно признать, что у тебя не получается, иначе взваливаешь на себя груз не по плечу, и тогда жди больших неприятностей.
И опять все замолчали. А потом Люк ответил, так тихо, что я еле расслышала, прильнув ухом к дверной щелке, – мол, они уже разобрались, все теперь хорошо.
Доктор Кристоферсон переспросил: точно?
Голос у него был вроде как ласковый, но даже я уловила в нем суровую нотку. Он чуть выждал, вопрос повис в воздухе. Доктор сказал, что больше всего беспокоится обо мне и Бо. То, что случилось на наших глазах, не должно повториться. Нас надо щадить, мы слишком ранимы.
Молчание на этот раз затянулось. Люк кашлянул.
Доктор Кристоферсон продолжал: как это ни прискорбно, но при малейшем подозрении, что безобразия повторяются, придется ему связаться с тетей Энни, ничего другого не остается. На мое счастье, я не понимала, что это означает на самом деле. Думала, доктор им грозит нагоняем от тети Энни, и рада была – давно пора. Мне не пришло в голову, что нас с Бо могут отправить на восток.
И вновь наступило молчание, и на этот раз нарушил его сам доктор Кристоферсон. Он потребовал с ребят два обещания. Во-первых, любые споры решать миром. Во-вторых, при любых трудностях просить помощи. Их стремление к самостоятельности очень похвально, но чрезмерная гордость – это уже слабость, а кто-то скажет, грех. Многие здешние жители рады были бы нам помочь, из уважения к нашим родителям. Итак, ему нужны гарантии. Больше никакого рукоприкладства, а наше с Бо благополучие отныне превыше гордости.
Оба дали слово – сначала Люк, за ним Мэтт. Доктор Кристоферсон тут же устроил им проверку – сказал, что с деньгами у нас наверняка сейчас туго, и предложил помощь. Испытание оба провалили – отвечали сдавленными голосами, дескать, все хорошо, честное слово, папиных денег еще много осталось, спасибо большое. Доктор, надо думать, догадался, что это вранье, но пропустил мимо ушей – видно, решил, что хватит с них на сегодня унижений. Заскрипели стулья, и я кинулась обратно на кухню, где Бо чаевничала, сидя на полу рядом с Молли.
* * *
Не прошло и двух недель после этого разговора, как мистер Тэртл сорвался с крыши.
Мэтт к тому времени уже вернулся в школу. Не знаю, как Люк его убедил, но вывихнутое плечо уж точно тут ни при чем. Лишь недавно мне пришло в голову, что, возможно, это и не Люк его уговорил, а Мэри. Словом, Мэтт вернулся в школу и готовился к экзаменам, зубрил не поднимая головы. Условия для занятий были у него, прямо скажем, не идеальные. С тех пор как Люк устроился в школу дворником, Мэтт после уроков нянчил Бо, а Бо – далеко не самый спокойный ребенок. Ко мне приходят иногда студенты, оправдываются, почему не сдали работу в срок. Болели (похмельем), или в библиотеке не оказалось нужной книги (пришли за ней слишком поздно), или надо было готовить три задания одновременно (все откладывали до последней минуты) – и вспоминается, как Мэтт сидит скрючившись на полу с блокнотом на коленях и что-то яростно строчит, с одной стороны от него учебник химии, с другой – Бо на горшке, которая норовит слезть, если Мэтт не посидит рядом.
С деньгами у нас, конечно, по-прежнему было туго. Обязанности дворника занимали всего пару часов в день. (Лучшего расписания, как выяснилось, не придумаешь – по утрам Люк возвращался до того, как Мэтт уходил в школу, а дневную работу откладывал до прихода Мэтта.) До Люка дворниками в школе подрабатывали фермеры, за символическую плату. Наверняка школьный совет не поскупился на зарплату для Люка, но нельзя было платить ему больше прожиточного минимума за десять-пятнадцать часов в неделю. Хоть и подспорье, все равно маловато.
Весна была уже в разгаре, работы на фермах прибавилось, но Люк отказывался – не хотел бросать Бо на соседей. Мистер Тэдворт предложил работу как раз по части Люка. У него было два акра леса, и он задумал их расчистить – деревья спилить, пни выкорчевать, бревна свезти на тракторе к дому, распилить, порубить, а дрова возить в город на продажу. Все это Люк делать умел, но работать надо было днем, в светлое время, а мистер Тэдворт торопился, не готов был ждать выходных, когда Люк будет свободен.
Из-за этой работы случились, как выразился доктор Кристоферсон, «небольшие разногласия». Мэтт уверял, что Бо можно спокойно оставлять пару дней в неделю с кем-то из соседей. А Люк – ни в какую. Дескать, обещал ее нянчить год, значит, так и будет.
Никогда не забуду тот спор. Помню, как Мэтт вопрошал:
– Ровно год? С точностью до минуты? А если на месяц меньше, что скажешь? А на неделю меньше?
Люк молчал.
– Если подходящая работа подвернется за неделю до конца года – откажешься, Люк? По-твоему, Бо будет так лучше?
Люк буркнул:
– Заткнись, Мэтт, а?
Мэтт стиснул зубы и промолчал – видно, перед ним замаячила тень доктора Кристоферсона.
