Он подошел к сейфу и набрал неизвестный мне код, который я, наверно, никогда бы не подобрала. Возможно это была дата рождения его жены.
Ком встал в горле, и от ревности я прикусила внутреннюю часть щеки, но мне не стоит забывать, что Назар не мой.
Интересно, он успел забрать её фото из ящика?
Скорее всего. Возможно оно уже греет его сердце в потайном кармане ветровки защитного цвета…
Я бы очень хотела, чтобы и у меня на память о Назаре осталось его фото. Когда-нибудь правда откроется и Клим мог бы знать своего родного отца по изображению на фотокарточке. Сейчас он слишком мал, чтобы запомнить Назара и наше приключение в глуши леса. Но если я попрошу фотографию, то не исключено, что нарвусь на отвратительные слова полные желчи, которые окончательно добьют меня, да и это может вызвать подозрение.
«Ты должна была сделать аборт. Тебе не следовало оставлять нежеланного ребенка, тем более от насильника. И от этого я презираю тебя еще больше.»
Эта фраза, всплывшая в воспоминании, поумерила сожаление.
А может правда так никогда и не откроется… Назар останется легкой дымкой, внезапно появившейся и также быстро рассеявшейся. Сейчас я слишком сильно обижена на него, чтобы думать об этом. Мною движут эмоции, в будущем все может измениться. Я стану старше, мудрее…
Назар достал из сейфа две пачки денег и засунул их в карман. В сумку, прикрепленную на поясе, он положил какие-то бумаги, несколько паспортов и карточки. А когда в руках оказался толстый конверт, он посмотрел на меня, раздумывая.
Вот они, наши документы – билет на свободу. Необходимо чтобы он отдал их мне иначе придется менять план действий.
Я сделала несчастный вид, и обняла себя за плечи показывая переживания и смятение.
Ну же, давай! Решайся!
– Юля, – позвал он.
– А, – я подняла голову, словно вырываясь из задумчивости.
– Держи, – Назар протянул конверт, даже не подозревая, что отдаёт мне, крепостной крестьянке, вольную. Я постаралась скрыть радость. – Ты права, сейчас лучше, чтобы ваши документы были у тебя.
– Они не понадобятся мне, если мы будем под твоей защитой.
Назар кивнул.
– Я сделаю все возможное, чтобы вы не пострадали. Постой, у меня есть еще одна сумка.
Я даже знаю какая и где она лежит.
Назар наклонился и достал темно-синюю сумку с нижней полки. Похлопав по ней, вытряхивая невидимую пыль он поправил ремешок посматривая на мою талию и приблизился ко мне. Я не двигалась, ожидая его действий.
Назар заботливо обернул вокруг меня ремень и застегнул его, а после раскрыв молнию, вложил внутрь конверт.
– И на всякий случай деньги, – он достал из своей сумки одну пачку и засунул их в мою.
Я едва сдержала писк восторга, нам надолго хватит.
Все это время он просто стоял рядом и смотрел на свои действия, а я следила за его лицом, стараясь запомнить Назара таким заботливым, добрым. Пусть в моей памяти он останется именно таким...
Взгляд упал на раскрытое нутро его сумки, выставившей напоказ свое содержимое.
Ненастоящим! С наигранной нежностью, лицемерием.
Он специально втирается в доверие, а сам не забыл положить таблетки, с надеждой, что я приму их, а возможно даже для того чтобы незаметно подсыпать лекарство и избавить от ненавистного ему плода.
– Нам пора выезжать, одевай сына и поехали, – сделав от меня шаг назад, он развернулся и взял наш с Климом багаж. – Я могу отнести это в машину?
– Да.
Он покинул комнату, оставляя меня стоять с бьющимся в бешенном ритме сердцем и в потоках горьких слез.
Ничего, это нужно пережить и двигаться дальше.
С чувством ненужности и отчаянной грусти, я подошла к кровати Клима и продолжила одевать сына…
– Мама, я спать хочу, – недовольный ранним пробуждением Клим сел и потёр закрытые глаза.
– Спи, я тебя одену и отнесу в машину, – ласково произнесла я, гладя сыночка по голове. Как можно не желать таких прекрасных созданий?
– Какую масыну?
– Мы уезжаем, сынок.
– Уезжаем?
– В большое путешествие.
– Вот это да, – он вскочил и сам начал натягивать на себя кофту. – А куда? Что там будет?
– Скоро все узнаешь, это сюрприз.
– А машинки?
– Я положила их в сумку с вещами. Они едут с нами.
Собравшись и взяв Клима за руку, мы спустились на первый этаж и вышли из дома, гася в нем свет. Не знаю какая участь ждет это временное пристанище, возможно с ним повторится тоже самое, что и с тем домом...
От него останутся только угли и воспоминания о полных страсти ночах, проведенных с мужчиной моей мечты, разбившим в очередной раз мое сердце.
Пока Назар усаживал Клима, я смотрела по сторонам пытаясь поймать кого-то взглядом, но лес спал и чужаков не было видно. Ничего не напоминало и о двух убитых людях, один из которых точно находился за сараем. Где второй я даже не знаю, но уверена, Назар приложил усилие чтобы Клим не наткнулся на труп киллера.
Я расположилась за спиной водителя, рядом с сыном. Так мне будет удобнее и приготовилась к продолжению спектакля.
– Назар, а как же наши животные? – спросила я. – Как жаль, что мы не можем забрать их с собой.
– Об этих позаботятся, а там если надо заведем новых. Не волнуйся.
– Хорошо.
Стало светать и птицы уже начали свою утреннюю перепалку.
Пока мы ехали, Назар рассказывал какие-то небылицы о выбегающих из леса оленях, которые замирают если на них посветить фарами, о носящихся стаями кабанах, о зайцах и утках. Создавалось впечатление, что все они прямо сейчас идут к спасительному ковчегу, как говорится – каждой твари по паре, и мы непременно встретим всех их на пути. Но в тоже время он не забывал об опасности и внимательно следил за окружающей нас обстановкой.
Клим сидел и во все глаза таращился в окно. Он задавал много вопросов и с детской непосредственностью соглашался со всем, что говорил его отец, дёргая меня за рукав и показывая будто в кустах сидит лиса, а на ветке устроился дятел. Детское воображение оживляло лесную действительность.
– Ребят, можно потише, у меня голова раскалывается. Клим, поспи еще, и мне дай отдохнуть.
– Мам, ты что? Тут так интересно!
– Тебе плохо?
– Мигрень. Я перенервничала, – Назар посмотрел в зеркало, а я зажмурила глаза и потерла виски. – Сейчас пройдет. Не думай обо мне.
Ребята стали говорить тише, а позже и вовсе замолчали, потому что Клим уснул.
– У тебя есть аспирин? – спросила я мучаясь от выдуманной боли.
