горящей свечи. Смазывают волосы маслом и ставят семицветную тику, черпая пудру из своей индуистской палитры. В рот нам кладут кокос, а на шею вешают цветочный венок. А потом приносят угощение овощи, свинину и рис на листовых тарелках.
Впервые в жизни я получаю тику. Пускай нелогично — ведь какой из меня брат? Но сестру я внезапно обретаю, а вместе с ней и все непальское семейство. Жест получается очень красивым, и Фупу, с которой прежде мы общались не так уж и часто, с тех пор становится мне гораздо ближе.
Глава 14
Непал в миниатюре
Как-то однажды, еще в начале нашей практики, я призналась Асе, что этих детей можно либо возненавидеть, либо полюбить. И как же рада я, что случилось последнее!
Смешно сравнивать нас прежних с нынешними, сидящими на лавочке у школы и весь перерыв болтающими не о книгах, не о фильмах, а о детях: кто сегодня тебя рассмешил, чем пришлось завоевывать внимание и как удалось поставить очередного умника на место. Теперь и Ася, и я уже не робкие, заикающиеся новички — спустя каких-то два месяца мы уверенно заходим в класс, добиваемся тишины одним взглядом, а интереса — шуткой. Нас начали уважать, перестали стесняться, и отношения между нами и детьми теперь определяет доверие, которое с нашей стороны разрешает им оставаться детьми, шумными, энергичными и несерьезными, а с их — побуждает становиться внимательными и усидчивыми учениками. Теперь уже не мы, а они пытаются нам понравиться и соревнуются за наше внимание, ведь только от учителя, как мне кажется со времени приезда, они могут получить ласку. И именно ему они и пытаются выразить свою скупую, порой грубую, порой стеснительную, но искреннюю детскую любовь.
Да, с детьми в Непале не возятся — они работают наравне со взрослыми, с утра и по вечерам, когда заканчивается школа. Они работают и по выходным — собирают рис, пасут скот, переносят тюки с травой, таскают сучья и камни, присматривают за младшими, но при этом удивительным образом сохраняют мировосприятие и жизнелюбие, свойственные детям в любой части света. Я смотрю на них и угадываю себя, своих друзей много лет назад — ничего не поменялось, все тот же восторг и жадное любопытство, и чудеса за каждым углом. Вот только мечты у них гораздо скромнее, ведь смелость фантазии определяет горизонт. И в наших историях они находят единственную возможность услышать о том, как может быть и к чему надо стремиться. Когда осознаешь значимость дела, которое увлекло тебя, значимость мысли, какую ты несешь формирующемуся сознанию, уже невозможно оставаться в стороне, не получится. И это истощает и наполняет одновременно — впервые в жизни я чувствую, что занимаюсь чем-то важным. Чем-то, у чего есть результат, конкретный и положительный. И тем, что я наконец полюбила.
***
Моя работа до сих пор не кажется мне простой — за каких-то четыре часа в день я устаю гораздо больше, чем за восемь когда-то в издательстве. Но иду на урок с удовольствием, а порой это единственный способ сбежать от «творческих кризисов» и угнетающих мыслей, когда не можешь написать и строчки.
Учебный процесс здесь организован иначе полной тишины никто и не ждет. Оценок не ставят, дневников не ведут, родителей в школу не вызывают. Единственный способ контролировать обстановку — полагаться на свой авторитет, вот почему так тяжело поначалу. Кричать приходится много не потому, что кого-то ругаешь, а лишь затем, чтобы все тебя услышали. В какой-то момент я придумала уловку и стала назначать двух капитанов учеников, которые должны следить за тишиной. Обычно это два самых шумных ребенка.
Домашние задания давать смысла нет — почти никто их не выполняет. Меня это сердило поначалу, пока Яна однажды не объяснила мне, что возможности делать дома уроки нет почти ни у кого из-за работы, которая ждет после занятий, а еще из-за отсутствия электричества. Поэтому освоить всё стараемся в классе — в ischool (ишколе): смешная особенность непальцев прибавлять букву i ко всем словам, начинающимся на s.
Учиться дети любят, особенно отвечать на твои вопросы и писать у доски. «Мисс, меня! Спросите меня! Меня, Энни-мисс!» — кричат они со всех сторон даже тогда, когда и понятия не имеют, что от них требуется. Им просто нужно твое внимание. Они постоянно соревнуются поэтому и ябедничать здесь не считается постыдным. «Сантос списывает, мисс! А Сусилла меня ударила! Хотите, я расскажу Асиссеру, что Житен разговаривал на уроке?» — ябедничают тут все, и никто ни на кого не обижается. Хотела бы я отучить их от этого, да не могу — такова политика школы. А может быть, и всей страны. Меня это поначалу коробило, как и общая здесь привычка не говорить «пожалуйста» и «спасибо» — в Непале люди не выражают свою благодарность словами, но всегда показывают это делом. Поэтому я и ухожу каждый день с подарками: дети несут мне апельсины, мандарины, крыжовник и мускатный орех.
***
Да и на школу, если говорить откровенно, наши глинобитные, обмазанные коровьими лепешками и накрытые соломой хижины с пробоинами вместо окон и дверей похожи мало. Зато все дети носят форму, красную, в клетку (напоминающую, правда, пижаму), и шлепают по земляному полу босыми — уже привыкли.
Девочек от мальчиков, особенно в младших классах, отличить бывает сложно — бритые от вшей, с разукрашенными облезшим уже лаком ногтями, сережками в носу и ушах (или же просто палочками, когда денег на украшения не хватает) и обязательной такой меж бровей. В Непале нет разделения на женское — мужское, когда дело касается яркого и красивого, и наш сорокалетний Макармама, хозяин деревни, разгуливает по двору, обмотанный в ярко-малиновый шарф с фиалками. Здесь это не осуждается. Как, например, и проявление мужской симпатии — мальчишки обнимаются и держатся за ручки. Но стоит только кому-нибудь из них дотронуться до девочки, сразу же начинаются крики, смех и кривляния.
Когда дети мерзли и я принесла спальники по одному на парту, чтобы кутаться, как в одеяло, — мальчишки и девочки наотрез отказались делить спальник на двоих.
Может быть, как раз из-за этих порядков или же потому, что воспитываем мы начальные классы — до 13 лет, я ни разу не видела проявлений школьной любви. «Любовь приходит в нашей стране после брака», — говорит Асис, а брак в деревне до сих пор устраивают родители. Такая установка.
И может быть, говорить это неправильно, но
