откровенно ответила на вопрос:
— Надеялась, что он обоих детей своей жене оставит и будет платить алименты.
— Вы разбили семью, стали женой Семерихина, обязаны стать и матерью его детей.
Тамара Николаевна вдруг закрыла лицо руками и заплакала.
— Я никому не хотела зла. Я ж полюбила этого человека.
— И что же теперь? Устали от жизни?
— Не знаю, — устало сказала женщина и поднялась с места. — Судите сами как хотите.
Людмила Васильевна тоже встала. Спокойно и с сочувствием сказала Тамаре Николаевне:
— Я вас очень прошу, поверьте мне, я редко ошибаюсь в детях. Уверяю вас, Юра прекрасный мальчик. Его приход в вашу семью будет радостью. Подумайте об этом и поговорите с мужем еще раз.
Людмила Васильевна улыбнулась ей на прощанье. Но Тамара Николаевна не ответила улыбкой, молча смотрела на уходящую женщину смятенным, страдающим взглядом.
А Людмила Васильевна пошла по тропинке мимо сараев и самодельных гаражей, опустилась к реке.
На перевернутой старой лодке сидели подростки, курили, играли в карты. Среди них был и Коля Семерихин. Увидев незнакомую женщину, ребята притихли, кое-кто спрятал папиросу.
Людмила Васильевна остановилась на бугорке, позвала Колю.
— Семерихин! Коля Семерихин! Подойди, пожалуйста!
Коля раздавил ногой дымящуюся сигарету, нерешительно пошел к незнакомой женщине.
— Иди поближе, мне с тобой надо поговорить.
— Насчет прогулов, что ли? — спросил Колька и остановился.
— Совсем о другом. Иди сюда.
Коля подошел ближе. Теперь их никто не слышал.
— Я была у вас дома и видала, как ты обсыпал пылью чистое белье. Зачем ты это сделал?
— А так, чтобы позлить ее. Чего она меня все время ругает, житья не дает?
— Кто это она?
— Ну, мать. Не родная она мне, мачеха.
— Другой матери у тебя нет, считай ее родной.
— А вы кто такая, что я должен вам все рассказывать?
— Я педагог. Хочу тебе кое-что посоветовать. Ты в каком классе учишься?
— В седьмом. На второй год оставили.
— Почему на второй год? Трудно тебе или неинтересно?
— А чего интересного? Дома все время ругают, учителя тоже без конца пилят. Что я им?
— А отец?
— Ему самому не сладко живется.
— А ты помоги отцу.
— Что я могу сделать?
— Например, брось курить, тебе еще рано. Не играй в карты, помогай матери, не ссорься с ней. За сестренками присматривай. Ты любишь их?
— Они не вредные.
— Чем ты увлекаешься?
— Ничем особенным. Автомашины люблю.
— Хочешь, я помогу тебе устроиться учеником в авторемонтную мастерскую? И не нужно будет ходить второй год в седьмой класс, где тебе скучно, пойдешь в вечернюю школу.
— А когда устроите?
— Когда решишь, тогда и устрою. Поговори с отцом. Скажи, Людмила Васильевна советовала. Если он согласится, пусть позвонит мне, я все устрою.
Они шли по берегу, удаляясь от лодки, где сидели ребята. Кто-то из мальчишек крикнул:
— Колька! Иди сюда!
Коля остановился.
— Ну, я пойду.
— Не ходи к ним, Коля. Лучше иди домой, помоги маме, ей трудно. До свидания.
Коля остановился на бугре.
Надежда Ивановна разыскала учреждение, где работал Семерихин, и ждала его у подъезда. Был конец занятий. Она увидала, как Семерихин вышел на улицу, пошла за ним по тротуару, и когда он свернул за угол, тихо позвала:
— Герман! Герман Агапович!
Он обернулся, посмотрел на нее и, когда понял, кто перед ним, испугался.
— Зачем ты явилась? Я все сказал тебе по телефону.
Она примирительно осмотрела его и, скорее с сожалением, чем с осуждением, покачала головой.
— Как ты постарел, Гера. Трудно тебе живется?
— Видала Юру? — спросил он.
— Не разрешают мне, ждут твоего ответа.
— Я же им сказал: не могу взять сына, — волновался Семерихин. Ему было тяжело говорить об этом.
— Пройдемся, — мирно сказала Надежда Ивановна. — Поговорим спокойно.
Семерихин зашагал в сторону сквера. Они медленно шли, молчали.
Потом он спросил:
— Как ты узнала мой телефон?
— В детском приемнике, Григорий Романович сказал. Ты не сердись. Надо, чтобы Юре было хорошо. У него впереди целая жизнь.
Он тяжело опустился на скамейку, закурил.
— У меня ему будет плохо, — сказал Семерихин. — Пусть возвращается к вам. Скажите, что не нашли меня. Что нет у него отца. А я приму еще один удар судьбы, тяжелую плату за ошибки прошлого.
— Прошу тебя, скажи это начальнице детского приемника. И не беспокойся за Юру, пока мы с Кириллом живы.
— Ты вышла замуж?
— Да. Кирилл любит Юру как родного сына. Он будет ему отцом.
Семерихин поднялся со скамейки, подавленно смотрел на Надежду Ивановну.
— Ты согласен, Гера? Пусть Юра живет у нас?
Он кивнул головой.
— Такси! — крикнула Надежда Ивановна проезжающему таксисту. — Остановитесь, пожалуйста.
Машина резко затормозила.
Через полчаса они уже были в кабинете Людмилы Васильевны.
Тут же был и Григорий Романович.
Семерихин говорил прерывистым голосом, не скрывая своего глубокого волнения.
— Я устал от проблем. Каждый день, на каждом шагу проблемы. Я согласен.
— Это окончательное слово? — спросила Людмила Васильевна.
— Если бы у меня был другой выход! — вздохнул Семерихин.
— И вы не сомневайтесь, — успокаивающим тоном сказала Надежда Ивановна. — Юрочка у нас будет роднее родного сына.
Семерихин отвернулся к стене, видимо, ему было тяжело продолжать разговор. Он подошел к столу, слегка отодвинул занавеску, выглянул во двор, где недавно видел сына. На дворе никого не было. Он опустил занавеску.
— Можно еще раз взглянуть на сына? — спросил он Людмилу Васильевну.
Людмила Васильевна посмотрела на Григория Романовича, который уже готов был исполнить ее приказание.
— Только не сегодня, — сказала она. — Может быть, вы увидите Юру. Мы подумаем.
Семерихин в растерянности стал прощаться.
— Извините, конечно. Прощайте.
Надежда Ивановна провожала Семерихина тревожным взглядом, боялась, что он неожиданно переменит свое решение. Но Семерихин как-то особенно посмотрел на нее и ушел.
Людмила Васильевна молча стояла у окна. Она смотрела, как Семерихин вышел во двор, оглянулся по сторонам, постоял у того места, где видел сына, и нерешительно пошел к проходной.
Григорий Романович подошел к Надежде Ивановне, ободряюще сказал ей:
— Вот и разрешился вопрос, в вашу пользу.
Она молча кивала головой, одновременно выражая на лице и свою радость и сострадание к Семерихину, который ушел с большим горем в душе.
Людмила Васильевна в раздумье ходила по кабинету. Все молчали. Наконец Надежда Ивановна прервала молчание:
— Большое спасибо вам. Можно идти на вокзал за билетами? Или сначала разрешите повидаться с Юрой?
Людмила Васильевна остановилась перед Надеждой Ивановной.
— У меня к вам большая просьба. Я разрешу свидание с Юрой, только с одним условием. Если Юра спросит, где живет его отец, скажите ему адрес Семерихина.
— Да как же я скажу? — удивилась
