твой пусть троном нам будет обоим,
И будем мы двое в величье одном.
И спросят народы: о, кто это, дивная ликом,
Что делит и власть, и сиянье царя?
И скажут народы в восторге великом:
Пред солнцем зажглась золотая заря.
Мы слуг изберем из жрецов просветленных,
Нам будут петь гимны, курить фимиам,
И слава о нас пролетит по волнам.
И тьмы чужеземцев из мест отдаленных
Придут и смиренно поклонятся нам.
О солнце Востока!
На духом смятенную свет твой пролей.
К тебе я спешу издалека,
Несу тебе нард и елей.
Бесценных несу я тебе благовоний,
Алоэ и смирну, аир и шафран,
И ветви душистых лавзоний,
Усладу полуденных стран.
Но лучший мой дар – это дар сокровенный,
Расцветший, как лотос, в прохладной тиши, –
Блаженство любви совершенной,
Сокровище девственно-чистой души.
Да минут навеки мои испытанья,
Возлюбленный мой!
Прими утомленную в долгом скитанье,
В разлуке земной.
Прими ее с миром, о солнце Востока,
И радостным взором приветствуй ее.
Далеко, далеко
Да будет прославлено имя твое!
(Темнеет. Сумерки. Царица подходит к камню и видит спящего Гиацинта).
Что вижу я? Красивый, бледный мальчик…
Он крепко спит, и кудри золотые
Рассыпались на золотом песке.
Проснись, проснись, дитя!
ГИАЦИНТ (просыпаясь)
О чудный сон!
Мне грезилось, что по небу катилась
Лучистая и яркая звезда;
Я протянул к ней жадные объятья,
И женщиной она очнулась в них.
Не ты ль со мной, воздушное виденье,
Окутанное в призрачный покров?
Да, это ты?
БАЛЬКИС:
О нет, мой мальчик милый,
Я не из тех, минутных жалких звезд,
Что падают в объятия ребенка,
Уснувшего в мечтаньях о любви.
Я – та звезда, что светит неизменно,
Всегда чиста, незыблемо спокойна,
Как первой ночью от созданья мира,
Зажженная над вечностью немой.
Я – та звезда, которая, быть может,
Сама сгорит в огне своих лучей,
Но не падет в объятия ребенка,
Уснувшего в мечтаньях о любви.
ГИАЦИНТ:
То был лишь сон.
БАЛЬКИС:
Во сне иль наяву –
Не все ль равно? Действительность и сны –
Не звенья ли одной великой цепи,
Невидимой, что называют жизнью?
Не все ль равно, во сне иль наяву?
ГИАЦИНТ:
Нет, слов твоих неясно мне значенье,
Но голос твой, как нежной арфы звон,
Меня чарует музыкой небесной.
О, говори!
БАЛЬКИС:
Испытывал ли ты
Когда-нибудь в твоей короткой жизни
Весь ужас смерти, всю тоску разлуки,
Так глубоко и полно, как во сне?
ГИАЦИНТ:
Нет, никогда. О говори еще!
БАЛЬКИС:
Ты чувствовал ли негу наслажденья
С безмерностью нерасточенных сил?
Любил ли ты с такой безумной страстью,
Так глубоко и нежно, как во сне?
ГИАЦИНТ:
Нет, никогда!
БАЛЬКИС:
Ты видишь, я права.
Мы днем – рабы своей ничтожной плоти,
Принуждены питать ее и холить,
И погружать в прохладу водных струй.
И лишь во сне живем мы жизнью полной,
Отбросив гнет докучливых цепей,
Свободные, как гении, как боги,
Спешим испить от чаши бытия,
Спешим страдать, безумствовать, смеяться,
Стонать от мук и плакать от любви.
ГИАЦИНТ:
Зачем, скажи, небесные черты
Скрываешь ты ревнивым покрывалом?
О, подними туманные покровы,
Дай мне узреть таинственный твой лик.
(Царица поднимает прозрачное покрывало. Лунный свет).
Да, это ты! О радость, о блаженство,
Блеснувшее в волшебно-сладком сне!
Да, это ты! И быть иной не можешь…
И я любил и ждал тебя давно;
Я чувствовал, я знал, что ты прекрасна,
Ты – красота, ты – вечность, ты – любовь!
Но, вижу я, уста твои змеятся
Холодною усмешкой. На челе,
Увенчанном блестящей диадемой,
Надменное почило торжество.
Богиня ты, иль смертная – кто ты?
БАЛЬКИС:
На юге радостном, в Аравии счастливой,
В трех днях пути от Санаа,
Раскинулась в оазис прихотливый
Моя волшебная страна.
Там все блаженно без изъятья,
Все тонет в море красоты;
Друг другу там деревья и кусты
Протягивают жадные объятья,
Сплетаясь звеньями лиан,
И в спутанных ветвях, над вскрывшейся гранатой,
Порой колеблет плод продолговатый
На солнце зреющий банан.
Там не знаком смертельный вихрь самума;
Мои стада пасутся без тревог,
Лишь, веющий без шороха и шума,
Дыханье мирт приносит ветерок
И, чуть дыша, колышет знойно
Лазурный сон прозрачных вод.
Из века в век, из года в год
Там благоденствует спокойно
Благословенный мой народ.
Я та – чье имя славится повсюду,
Под рокот арф и лиры звон;
В сказаньях вечных я пребуду
Певцов всех стран и всех времен.
За разум мой, могущество и силу
Мне служат все, познавшие меня.
Я – Саба. Я молюсь светилу
Всепобеждающего дня.
ГИАЦИНТ:
Так это ты, премудрая царица!
Звезда моя!..
БАЛЬКИС:
Зови меня – Балькис.
Три тысячи дано мне от рожденья
Прославленных и царственных имен,
Три тысячи, из коих лишь одно
Чарует слух гармонией чудесной.
Так мать меня звала. И это имя,
Слетевшее с любимых уст ее,
Останется в пленительных преданьях,
Родясь со мной, переживет меня.
Царица я народам мне подвластным,
Но ты, дитя, зови меня – Балькис.
ГИАЦИНТ:
Моя Балькис, я знал тебя давно;
От
