– Вот папка бы увидел… как он там, видит ли нас? Хороший человек был, а как муж и говорить нечего – лучше не бывает.
Верочка росла славная, красивая, послушная. Училась замечательно, общественной деятельностью занималась, в художественную студию ходила.
Вот мамке-то радость…
До шестнадцати лет так всё и было. Потом девочка как с цепи сорвалась: компания, танцы, вино, курево, ночёвки неизвестно где.
– Да, ладно мам! Ты в моём возрасте уже беременная бегала. Сама рассказывала. А я предохраняюсь. Ладно, ладно, шучу.
– Не по своей воле я невинности лишилась. О том я тебе тоже рассказывала. Думала предостеречь. О тебе ведь думаю, о судьбе твоей. Не хочу, чтобы твоя жизнь под откос, как у меня некогда, свалилась. С оглядкой жить нужно и в любви, только тогда счастливой стать можно.
– Не бойся, мамка, не пропаду. Про романтику и любовь лучше не заикайся, времена другие. Лучше денег дай. Кавалеры нынче захудалые пошли, даже в кафе за девушку заплатить не могут. Я себе делового найду, буду жить как принцесса, вот увидишь.
– Ты же знаешь, мы еле концы с концами сводим. Одежонку толком купить не на что. Откуда у меня деньги на гулянки?
– Не прибедняйся, мам. В отцовых книжках, между страниц, денежки лежат. Не хотела без спроса брать. Я и сама заработаю, только мне прямо сейчас нужно.
– Это где так запросто заработать можно?
– Места знать нужно. Даёшь или нет? Ждут меня.
– Сколько же тебе нужно?
– А ты для родной дочки не жалей, сыпь не глядя, сколько в руку попадёт. Все давай.
– Мне для тебя ничего не жалко, только на блажь не хочется отдавать. Может, не пойдёшь никуда, а? Нам ведь и вдвоём хорошо.
– Ты же старуха, скучно с тобой? Найди клуб по интересам, там и веселись. Авось кого подцепишь, старичка-лесовичка какого-нибудь с козлиной бородкой. Зачалитесь, глядишь и переконтуетесь как-нибудь до последнего часа.
– Чего это ты, смерти моей ждёшь?
– Да нет, я так, к слову пришлось. Живи. Ты мне пока не мешаешь. Наоборот, замуж тебя выдать мечтаю.
– Я там была. Больше не хочу. Такого как отец твой, днём с огнём не сыщешь, нынче подобных не делают. Большой любви и ответственности был человек. И тебе такого мужа желаю.
– Какая уж там ответственность – нищеброд папаша мой был. Мужик должен успешным быть, солидным и при денежках.
– Рано тебе о том судить. На вот тебе деньги, отдыхай, покуда не выросла. И помни, чего от девочек мужикам нужно. Остерегись.
– Не учи, мам. У меня те мужики во где, раздавлю, если что. Со мной не забалуешь. Я побежала.
Вера стала одеваться, не сказать странно, необычно. Во всяком случае, Степанида Егоровна себя в таком виде начала бы презирать. Однако, сколько ей лет и сколько Верочке. Наверно в этом возрасте все девчонки немножко глуповатые. Придёт время – повзрослеет.
На восемнадцатом году Верочка забеременела. Самое ужасное, что сама не ведала от кого. У неё одновременно было несколько ухажоров, спала со всеми.
– А чего, маман, нынче все так делают: один туфельки новые подарил и духи, другой платье, в ресторан водил целую неделю, третий деньгами спонсировал. За так никому не давала.
Рассказывала мамке о своих интимных приключениях без всякого стеснения, откровенно, в деталях.
Степанида за голову бралась, краснела.
– Как же у вас теперь запросто всё получается. Кто же тебя замуж возьмёт с таким послужным списком? Без мужа ребятёнка поднять тяжело.
– На аборт пойду. Мне пока ребёнок ни к чему. Ещё не нагулялась. До свадьбы нужно успеть всё попробовать. Я всё ещё не успела.
На аборт сходила как на свидание. Пришла к обеду, как ни в чём не бывало. Провалялась до вечера на постели и ускакала на очередное свидание.
Степанида в слёзы. Ночь напролёт глаз не сомкнула: наяву грезила, перед глазами ребёночек не рождённый стоял, внучок. Ручонками машет, зовёт к себе.
Это был мальчик.
Долго он Степаниде снился, во сне с ней разговаривал, просил мамку простить.
– Бог простит, коли он есть. Или не простит.
Степанида бы не простила, только она мать, а потому своё дитя всегда оправдает.
За несколько лет этих абортов было много. Мамка только охала да ахала, потом привыкла.
А Верочка всё искала нечто особенное, идеальное, чтобы по всем статьям подходил её прихотям.
– А она, Верка-то, ему подойдёт али как? Кабы всё в жизни по хотенкам складывалось, не было бы убогих да несчастных, а их вон сколько, куда ни ткни.
Степанида сама такая.
Однако Верочка всё же родила.
Мальчика. Ванечку. Проворонила свой срок, в операции отказали.
Ругалась на медицину почём зря, потом смирилась.
Степаниде к тому времени шестой десяток шёл. У неё уже руки скрючило, ноги еле ходили, зрение никуда.
Пришлось на пенсию жить.
А дочка никак не нагуляется: кавалеров перебирает, хотя чего там искать – сама скоро никому не нужна будет. Работает через пень-колоду, зарабатывает копейки, но хорохорится.
Мужики пока клюют, даже в клювике чего-то приносят, но Верку не устраивают.
Ванечка полностью на бабушкиной опеке. Лишь изредка мамка удосуживается покачать, накормить, переодеть.
С грудничком Степанида ещё справлялась материально, хоть и с трудом, а после совсем стало пенсии не хватать.
Верочка редко когда деньжат подкидывала, оправдывалась, что самой не хватает.
Одежда на мальчика всё дороже с возрастом, а тут и вовсе Перестройка нагрянула.
С голода не пухли, но опять как в военные годы выживать стали.
Пришлось Степаниде работать идти. Курами и яйцами торговала у частника.
Платил тот не очень, но частенько позволял яичный бой домой забирать.
Мало, что Ванятку накормить нужно, так ещё и Верка порой столовалась, не стеснялась мать объедать.
Работать не хотела, говорила. что для её квалификации вакансий нет, а если есть – платить не желают .
– Какая к чертям собачьим квалификация? Иди хоть торговать чем или уборщицей, всё копейка. Не с голода же пухнуть.
Куда там. Так и ищет. Чего?
И ведь нашла.
Собрала вещички и упорхнула в неизвестном направлении, только хвостиком махнула.
Бабке-то с дитём как жить?
Ладно, пока силы есть, а как совсем не станет? Вот уж лихо, так лихо. В войну, легче было: молодость, люди добрее были, проще, помогали, чем могли. Теперь, совсем не так. Каждый сам по себе. Вот и дочка тоже.
