Список продолжался столбец за столбцом, семья за семьёй. Имена некоторых погибших лондонцев установить не удалось, история сохранила только их профессии: каменщик, кузнец, суконщик — и номера в перечне квартиросъёмщиков.
— Здесь сотни страниц, — прошептала Гвен, водя лучом фонарика, — и каждая в пять колонок… десятки тысяч имён! Официальные данные о погибших ошибаются.
— Или врут. — Джек продолжал листать. — Куда же делись их останки, почему их не нашли? А может, и не искали?
— Превратились в золу вместе с домами, понятное дело… Кто их всех переписал, вот вопрос, — кивнула Гвен на кипу листов. — Посмотри в самый конец: авторы семнадцатого века подписывались не в начале, а на последних страницах.
Он перевернул тетрадь и приподнял обложку. Ниже последнего столбца имён шли загадочные строки.
Составлено безымянным башмачником и скромным пекарем. Записано, дабы открылись имена сии, когда настанет день.
Хранится в секрете по велению короля.
Да не оставит всех нас Господь
Своею милостью!
Джек покачал головой:
— Безымянный… Великолепно! И как же теперь искать того башмачника?
Гвен оставила вопрос без ответа и в свою очередь спросила:
— Интересно, какое отношение к списку имеет медальон? — Она положила на ладонь золотой диск с голубым камнем. — Искрой он точно быть не может.
— Уверена? Он не горячий, случайно? — Джек протянул руку и потрогал сапфир.
И провалился сквозь пол.
К видениям он уже привык и не испугался. За распахнутым окном чердака поднималась стена пламени, охватившего Лондон. Удушливый запах обугленных развалин обжигал ноздри. Каждый камешек крепостных стен Тауэра был виден так же чётко, как и дым на горизонте. Никаких теней и силуэтов: благородный сапфир запечатлел прошлое во всех деталях.
Джек отвернулся от окна… Только отвернулся-то он не сам. По-видимому, драгоценный медальон, в котором пребывало его сознание, висел у кого-то на шее.
К нему направлялись двое стражников в красно-синих мундирах, волоча под руки какого-то мужчину. Бросили его на пол и встали по сторонам. Человек поднялся на колени, свесив голову в измазанном сажей парике, но Джек узнал лицо с портрета из Архива. Бладворт! Имя вспыхнуло перед глазами, окрашенное ненавистью, хоть язык и не мог его произнести.
— Это он! Тот самый и есть, ваше величество! — На колени рядом с первым бухнулся другой человек. Закопчённые складки на его лице делали Томаса Фарринера пугающей копией статуи с гробницы в склепе. — Моя служанка видела своими глазами, как он забросил ту проклятую штуковину к нам в окно! Женщина не стала показываться наружу, убоявшись его злобы, потому и сгинула в огне, как многие и многие, — по дьявольскому замыслу этого мерзкого колдуна!
Бладворт свирепо сверкнул глазами, намереваясь ответить, но спокойный властный голос, исходивший, казалось, от самого Джека, прервал его:
— Так что же такое ты учинил, наш любезный лорд-мэр? А главное, как ты собираешься это прекратить?
Гнев на лице Бладворта вдруг сменился тоскливым ужасом.
— Я покончил с чумой, ваше величество! Избавил столицу от оборванцев, от грязного сброда… Но я не знаю, как сдержать пожар, не знаю… Это всё камень из часов, всё он! — Лорд-мэр полез за пазуху. Стражники насторожённо шагнули ближе, но он выхватил не оружие, а ящичек из синевато-зелёного металла со стеклянным окошком в крышке. — Вот здесь, ваше величество… здесь лежал тот дьявольский камень… искра… горящий уголёк, который и не даёт пожару угаснуть. Его раньше сдерживал футляр, и я хотел вернуть его туда, но… — Он уныло опустил голову. — Там такое творится!.. Пламя, дым повсюду — настоящая огненная буря… Ну как теперь найдёшь один-единственный камешек…
Фарринер внезапно вскочил на ноги.
— Я знаю, кто найдёт! У нас в Малом Тайберне его каждый знает. У него дар находить разные пропажи, даже исчезнувших детишек домой приводил. Дайте ему эту коробочку, и он найдёт этот чёртов уголёк в любом огне!
В комнате повисло молчание, потом снова раздался властный голос, который, как Джек уже понял, принадлежал королю: