Книга Фанатки #2 - Яна Миа

Забейте… я подумаю, что написать и как закрыть эту тему. Эти дуры думают, что написали правду и выставили меня в плохом свете, но ведь это не вся правда. Думаю, они точно не захотят, чтобы все вышло наружу. В любом случае, извините, что и вас снова зацепило. А мне как-то плевать, что обо мне думает этот фандом.

Эмма читала сообщение сестры и хотела кричать. Когда это Джо было плевать на несправедливость? А вдруг это помешает ее стажировке?! Что вообще произошло с ней?!

Чувство вины текло по венам Эмс. Она настолько сжилась с ним, что уже и не представляла себя другой, не помнила. Казалось, она всегда была виновата перед Джо, просто нагло этого не замечала. А пока она расправлялась с большой упаковкой «Орео», телефон снова подал голос – на этот раз сообщением о публикации нового фото в профиле Дома. Эмс привычно открыла приложение и едва не разревелась. На фото – явно не постановочном, а очень теплом и случайном – он обнимал Зомби. Очень по-свойски, закинув руку ей на плечо, притягивая к себе. Она стояла вполоборота в его огромной потертой джинсовке и коротких черных шортах. Эмма не обратила бы внимания на ее одежду, если бы те самые шорты не демонстрировали длинные, загорелые и очень красивые ноги. Она могла ненавидеть Зомби за то, что та стала лучшей из всех для Доминика, но видеть, какая она красивая, почти идеальная, – это было крайне тяжело. Взгляд Эммы переместился с фото на печенье, что она как раз собиралась отправить себе в рот, и в этот раз она ощутила омерзение. Вокруг на кровати лежали пустые контейнеры и пачки, крошки впивались в голые лодыжки, а желудок напоминал огромную полную бочку. Эмс отбросила печенье в сторону и подошла к зеркалу. Оттуда на нее смотрел кто-то другой. Волосы связаны в хвост, потому что она так и не сходила на стрижку, вокруг глаз – тех самых, огромных рыбьих, – темнели круги от недосыпов и волнений, щеки округлились, а некогда очень неплохой пресс – пропал. Эмма придирчиво осматривала свои бедра, ягодицы, руки и ноги. Она всегда была достаточно худой, да и сейчас не могла назвать себя полной. Но то, что от лекарств и еды она слегка прибавила, этого было не отнять. Вот только это «слегка» превращало ее в безобразное чудовище. Теперь Эмма понимала, почему Дом выбрал Зомби, а не ее. Кто вообще захочет любить ее такую? Это красивым девушкам можно ошибаться, а таким, как она, боль и страдания не прощают за поворот головы и длинные ноги.

Эмма щипала себя за бока, рассматривая в зеркале, и ненавидела. На заднем фоне маячили последствия ее обжорства. Она чувствовала себя отвратительно за то, что съела столько еды – все это теперь превратит ее в еще более отвратительный кусок жира. Тревожность снова накатила – теперь уже вместе со стыдом и ненавистью, и Эмма не знала, как найти точку опоры, как успокоиться. В ее голове вспыхнула идея: избавиться от всего, и как можно быстрее. Она побежала в ванную, гонимая огромным желанием все исправить. Склонившись над туалетом, она закрыла глаза и засунула пальцы в рот. Вызвать рвоту оказалось плевым делом, когда ты очень хочешь избавиться от всего съеденного. Эмме почему-то казалось, что так она сможет наладить не только свой внешний вид, но и все вокруг. Просто стереть неправильные поступки, лишние калории и бесконечный стыд. Вот только глядя на себя в зеркало – те самые рыбьи глаза покраснели, губы потрескались, тушь смазалась, – она еще больше ненавидела и винила себя. Словно в мире не осталось других слов и чувств.

Вернувшись в комнату, Эмма забралась под одеяло – ее трясло. Она пролистывала комментарии под фото Дома, читала все, что написали о Джо, и понимала, что без нее всем было бы гораздо лучше. Она очень хотела уснуть, но в последнее время спала плохо, часто просыпалась, маялась в полубреду. Или ела – чем еще было занять себя, когда на часах три утра, а сон никак не шел. Вот и в этот раз Эмс мысленно перебирала продукты, что ждали своего часа в холодильнике, и это было единственным, что приносило хоть какие-то положительные эмоции.

Это пугало Эмму больше всего – у нее не осталось хоть каких-нибудь мало-мальских поводов для радости. Только пустота, голод и стыд.

* * *

Вести интернет-войны в ночь перед первым рабочим днем – крайне плохая идея. Но поняла это Николь только наутро, когда пришло время вставать и отправляться на радио. Хорошо еще, что Крис выходил в эфиры днем, а не вел раннюю утреннюю программу – тогда пришлось бы и вовсе не ложиться.

Покрутившись у зеркала – взъерошить пепельные волосы с темными корнями, подровнять стрелки, накрасить губы помадой сливового оттенка, – Николь набросила куртку на толстовку из мерча «Tricksters» и проверила наличие обезболивающих в сумке. Внезапно для себя самой она очень разволновалась. Вряд ли работа на радио сравнится по тяжести с ее «куриным адом», но все же это было что-то новое, ответственное и непредсказуемое. Ее новый начальник… если говорить честно, то Криса она терпеть не могла заочно – еще когда у него в подчинении была Джо. А на первой личной встрече эта нелюбовь только усилилась: Крис казался напыщенным, самовлюбленным и беспардонным. Зная свой характер, Никки предполагала, что придется ей несладко. Главное, чтобы не выгнали через день – Джордан ведь поручилась за нее как за саму себя, очень не хотелось подводить подругу. Ей и так хватало. Только она, казалось, уехала подальше от печальных событий, как тут же ей в спину полетел топор от возомнивших себя праведными судьями дамочек. Никки никогда не смотрела на возраст фанатов – какая разница, пятнадцать тебе или пятьдесят, если что-то вдохновляет и делает тебя счастливей. И то, какой ты человек, тоже возрастом не определяется: вон Мейс и Эмс были еще очень юны, но куда добрее и адекватнее, чем те самые дамочки. Поэтому ненависть, которая как топливо бурлила в Николь, была продиктована не возрастом, а тем, как себя вели эти женщины. Ей очень запомнилась фраза Джо, что они «купили себе мальчика» – так оно и получалось. Многие фанаты помогают своим кумирам – в том числе и материально, – но зачастую благодарности и мерча с билетами хватало выше крыши. А эти три девицы старательно отгораживали всех, кто им не нравился, словно забирали «LADE» в безраздельное пользование. Да и весь этот спектакль с разоблачением Джо и их компании. Разве взрослые люди так поступают? Нет, Никки не обеляла подругу – та зря сожгла базу, и все это понимали. Да и Джордан признавала вину и была готова понести наказание. Но вот так лить грязь, заводить аккаунты, натравливать подростков – а в том, что дамочки все сделали чужими руками, Никки была уверена на все сто. Это мелочно, подло и гадко. Поэтому она и пыталась восстановить хоть какой-то баланс в этом чертовом фандоме: не только из-за Джо, а еще и ради самих этих глупых фанатов, которые просто повелись и будут теперь плодить ненависть. И, конечно, из-за ребят. Честен ей теперь противен, но остальные… Итан и Рокстеры не заслуживали такого.

Никки обернулась к столу, над которым висели фото с ребятами и ДжЭМСИ. Вон в самом центре красовался кадр с фестиваля: высокий, слегка неуклюжий Доминик, щурится на солнце, а она обнимает его и улыбается так, что щеки вот-вот лопнут. Конечно, это ведь было до того, как он отправил ее в изгнание френдзоны – очаровательно и искренне, как всегда, но от этого не менее болезненно. Никки очень хотелось бы, чтобы после таких ситуаций срабатывал рефлекс «разлюбить» – и ты сразу бежишь счастливый в новую жизнь. Но так не бывает. Может, конечно, и к счастью, ведь сколько прекрасных песен не увидели бы мир, существуй такой рефлекс на самом деле. Но она не умела писать песен, и отключать свою заботу и нежность по отношению к Дому – тоже. Появление Зомби подлило масла в огонь, хотя, конечно, больше в костер Эмс, чем в ее собственный. А потом жизнь завертела так, что было не до любви – по крайней мере не до своей собственной. И вот сейчас, глядя на это фото, Никки с удивлением обнаружила, что больше не щемит. Что она может свободно дышать, и думать о Доме ей ни капли не больно. Ладно, не то чтобы ни капли, но все это скорее было признаками не до конца заживших ребер, а не чувств. Теперь она просто переживала за него, как за старого друга, как за любимого брата, но целоваться снова не полезла бы. Ей даже стало немного неловко – вряд ли Доминик ощущал себя комфортно в тот день.