— Ревность. Ярость. Обида.
— Разве у тебя были причины ревновать Черри? Она же любила тебя. Она не смотрела ни на какого мужчину, кроме тебя. Да и вряд ли кто другой посмотрел бы на нее, я в этом уверен.
Марк судорожно сглотнул и нервно рассмеялся.
— Да ты что? Дите наивное? — Он спросил очень неестественно, как актер в плохом фильме. — Она была первостатейной в городе шлюхой.
Сначала он вспомнил, что все вышло из-под контроля. Он не мог управлять своим телом. Красная пелена, какую можно увидеть, если долго смотреть на свет сквозь прикрытые веки, появилась перед глазами. Он вскочил и ринулся на Марка с кулаками. Но Марк увернулся, и Джон лишь слегка задел его шею. Он уклонился и второй раз, когда Джон снова пытался нанести удар. Удар пришелся по спинке стула. Марк дотянулся до настольной лампы и швырнул ее в дверь. Сверкающие, как маленькие бриллианты, осколки разлетелись по комнате. Джон, не удержавшись, врезался головой в стул и замер, тихо постанывая.
— Ты и твои родители, — сказал Марк — должно быть, жили, засунув головы в песок как страус. С пятнадцати лет, задолго до окончания школы, она путалась с кем угодно. И это было не из-за неуверенности в себе и, замечу, не из-за необходимости самоутвердиться или чего-нибудь в этом роде. Ей это просто нравилось. Она сходила с ума от секса, это был главный ее жизненный источник. Я думаю, из-за этого она и была такой привлекательной.
— Привлекательной? — удивился Джон. — Черри — привлекательна? — Джон чувствовал себя ужасно, когда так говорил о сестре. Он — отвратительный и безнравственный предатель. Но в то же время, что он говорил теперь, не имело значения и не будет иметь значения когда-либо снова. — Она была одной из самых некрасивых девчонок, каких я когда-нибудь видел.
Такой отвратительный смех Марка заставил его вздрогнуть.
— Эти глаза, — сказал он, — эти волосы. У нее было самое восхитительное тело. Тело, от которого захватывало дух.
Джон нерешительно прошептал:
— Ты хочешь сказать, что видел…
— Конечно, видел, — перебил его Марк. — Ты думаешь, она ложилась в постель с кем угодно, а мне отказывала? Она собиралась женить меня. И, в конце концов, она хотела меня — но она хотела и всех остальных так же сильно. Любого, старого, молодого. Я полагаю, она ничего не могла с собой поделать. Я действительно так думаю. Жаль, что я не смог с этим примириться, правда? И жаль, что я не смог признаться себе, что она самая прекрасная женщина, какую я только знал, и самый лучший секс, который я когда-либо имел, был секс с ней. Возможно, я стерпел бы ее неразборчивость, если б она не распространялась об этом, не болтала бы с кем попало. Я не ошибался, когда думал, что пережил с ней самое лучшее. Моя семейная жизнь была просто пародией на то, что я испытывал с ней. Но я не смог смириться, Джон. Я не смог пойти на такое. Особенно когда она пообещала измениться, а я затем застал ее со старым Мейтлендом…
— Я не поверю этому!
— Конечно, я понимаю. Но это так. Шестидесятилетний строитель с ручищами каменщика. Этакое омерзительное существо, достойное Книги рекордов Гиннесса по своей омерзительности. С такой белесой щетиной на гнусной роже.
— Но когда это было? Когда она успевала?
— К примеру, половины визитов к миссис Чамберс не было и в помине. Почти все время, когда вы думали, что она у вашей тетушки, ее там не было. Черри очень устраивало, что у родителей нет телефона. А что касается старого Мейтленда, то, конечно же, на работе. Я как-то неожиданно пришел туда — на полчаса раньше, чем договаривались, — и застал ее у него на коленях.
— Может быть, ей стало плохо, — сказал Джон. — Она же болела.
— Ага, нимфоманией. Перестань, не стоит меня в этом убеждать. Мы же не говорим, что мужчина болен, если он с ума сходит по сексу, если ему постоянно его не хватает? Чем же женщины отличаются? Ты сам говорил, что они такие же, как и мы. И с Черри было все в порядке. Это со мной было не все в порядке. Всегда немного сумасшедший, когда любишь. Я убил ее, потому что она позволяла себе спать с другими мужчинами и говорила, что никогда не прекратит этого делать, нечего мне и мечтать, что она остановится.
— Ты бы мог просто бросить ее. Разорвать помолвку и уйти от нее.
— Понимаю, но я не мог. Я собирался рассказать тебе, что случилось. Знаешь, я позвонил ей в тот вечер на работу. Ну, около пяти. Уже стемнело. Мы гуляли по набережной и ссорились. Она рассказала мне абсолютно честно, что старик пристает к ней каждый день, вернее, так часто, как может. Она сказала, что не видит смысла лгать мне. Она не стала бы лгать и родителям, если бы они спросили. И тебе она тоже бы не солгала, только вы не спрашивали. Никто и никогда ее не спрашивал в вашей семье. Мы дошли до Бекгейтской лестницы. Я остановил ее и положил свои руки ей на горло. И как только я его почувствовал, я не мог уже остановиться. Казалось, руки прилипли к горлу. Я сжимал и сжимал, пока не услышал, как что-то хрустнуло. И как только это случилось, жизнь оставила ее. Она обмякла и выскользнула у меня из рук. Она упала прямо на камни…
Марк замолчал, опустив голову. Гнетущая тишина повисла в воздухе. Джон будто провалился в пустоту, обессиленный и опустошенный, словно не ел и не спал в течение долгого времени. И в этот момент он осознал, что мир перевернулся.
— Зачем ты мне рассказал? — спросил он и не узнал своего голоса.
— Мне было необходимо с кем-нибудь поделиться. Ты и представить себе не можешь, что чувствуешь, когда такое на твоей совести. Это как огромный груз, который тянет тебя в бездну…
Джон поднялся. Внизу лежал город, расцвеченный огнями и залитый лунным светом. И абсолютно не к месту он вдруг подумал, как много раз, наверное, пару сотен со времени убийства Черри, луна прибывала и убывала. И все это время Марк жил с глупым в своей жестокости секретом. Задыхаясь, все еще в шоке, он пробормотал:
— Я пойду. Я не хочу тебя больше видеть.
— Давай я тебя подвезу.
— Нет, спасибо. Ты пьян.
— Когда я пьян, я вожу машину лучше, — сказал Марк, и Джон подумал, что он сейчас выглядит гораздо лучше, чем недели назад, — он казался счастливее.
Не сказав больше ни слова, Джон быстро вышел. Вероятно, было уже очень поздно. Непонятно почему, его часы остановились. Иногда здесь можно было поймать такси, что возвращались в город, высадив пассажиров на Фонтиллах. Но этой ночью такси не было. В полном замешательстве, сбитый с толку, он начал длинный спуск. В голове ото всего происшедшего все плыло, но решение идти в полицию укрепилось. Злоба и отвращение охватили его, когда он вспомнил, каким счастливым облегчением засияло лицо Марка при его уходе.
Дорога вела вниз среди больших домов Хартленда. Несколько последних огоньков проглядывали в деревьях сада, казавшегося сейчас настоящим лесом. Джон никого не обогнал, никто не проходил навстречу. Случайные машины, светя фарами, проносились вверх по дороге, выхватывая на мгновенье из темноты травянистый бордюр тротуара.
