— С Жемчужиной все в порядке?
— Да. Что ты тут делаешь?
— Лежу в кровати. Сплю.
— Уже не спишь. Надень что-нибудь и спускайся сюда.
Через пару секунд она спустилась с галереи, босая, завязывая бантиком ленту на горловине белого шелкового халатика, такого же дурацкого, как ее ночная рубашка.
Он нахмурился и спросил:
— Откуда это у тебя?
Селина подошла поближе.
— Прибыл мой багаж. Из Мадрида. — Она улыбнулась, словно ожидая, что и он будет рад услышать эту новость, так что Джорджу пришлось прибегнуть к привычному сарказму:
— Значит, ты все-таки добралась до аэропорта?
— О да!
— И что случилось на этот раз? Рейс отменили? Тебе не досталось места в самолете? Пепе проколол шину?
— Нет, ничего подобного. — Она уставилась на него, так сильно распахнув глаза, что стали видны белки, опоясывающие синюю радужку. — Я потеряла паспорт.
— Ты что? — срывающимся от ярости голосом переспросил Джордж.
— Да, можешь себе представить? Ты же спрашивал меня прямо перед отъездом, при себе ли у меня паспорт. Ну вот, и тогда он был у меня в сумке, и я не помню, чтобы я ее открывала, но когда мы приехали в аэропорт и нужно было покупать билет, я открыла сумку, а его там не оказалось.
Она заглянула Джорджу в лицо, чтобы понять его реакцию на ее слова. Он ограничился тем, что прислонился спиной к дивану и погрузился в гробовое молчание.
— Ясно. И что ты сделала дальше?
— Ну я, конечно, обратилась в полицию.
— Что же тебе там сказали?
— О, полицейский был очень добр и любезен. Он сказал, что мне лучше будет вернуться сюда и подождать, пока они найдут мой паспорт.
— Кто они?
— Полицейские. Гражданская гвардия.
Возникла пауза, во время которой они смотрели друг другу прямо в глаза. Потом Джордж сказал:
— Селина.
— Да?
— Ты хоть знаешь, как поступает Гражданская гвардия с людьми, потерявшими паспорт? Их сажают в тюрьму. А потом интернируют как политических заключенных. Или оставляют гнить в застенке, пока паспорт не найдется.
— А со мной они поступили по-другому.
— Ты же врешь, правда? Куда ты спрятала паспорт?
— Говорю тебе, я его потеряла!
— Ты оставила его в машине у Пепе?
— Ты что, не слышишь, он потерялся!
— Слушай, Джордж-младший, паспорт в Испании — не та вещь, с которой можно шутить.
— Я вовсе не шучу.
— Ты сказала Пепе про паспорт?
— Я же не говорю по-испански!
— То есть ты просто попросила привезти тебя назад?
Она выглядела слегка обескураженной, но храбро ответила:
— Да.
— И когда вы приехали?
— Около одиннадцати часов.
— Мы разбудили тебя, когда вошли в дом?
Она кивнула.
— Значит, ты слышала наш разговор?
— Ну, я попыталась спрятать голову под подушкой, но у миссис Донген довольно громкий голос. Очень жаль, что я ей так сильно не понравилась. — Комментариев с его стороны не последовало, поэтому она продолжила, тоном, делавшим честь воспитавшей ее бабке:
— Ты собираешься на ней жениться?
— Знаешь что? Ты меня с ума сведешь!
— Она замужем?
— Уже нет.
— А что случилось с ее мужем?
— Понятия не имею. Откуда мне знать. Наверное, умер.
— Это она его убила?
Ему показалось, что его руки внезапно зажили собственной, отдельной жизнью. Ладони заныли от желания схватить Селину и потрясти так, чтобы у нее зубы застучали, оттаскать ее за уши, надавать пощечин, чтобы стереть это самодовольное выражение с ее лица. Джордж засунул руки поглубже в карманы, сжав кулаки, чтобы побороть свой первобытный гнев. Селина, казалось, не замечала бури, разыгравшейся у него внутри.
— Я понимаю, что ей было неприятно обнаружить меня здесь, но все равно она могла бы остаться и выслушать мои объяснения. А она вместо этого ударила бедняжку Жемчужину… Пускай бы лучше стукнула меня — это было бы справедливо. — Она смотрела Джорджу прямо в глаза, и он поразился ее самообладанию. — Похоже, она хорошо тебя изучила. Я поняла это по тому, как она разговаривала с тобой. Как вела себя. Она хотела, чтобы ты занялся с ней любовью.
— Селина, ты напрашиваешься на неприятности.
— Она, кажется, считает, что ты не напишешь вторую книгу.
— Возможно, она права.
— Ты что, даже не попытаешься?
Джордж медленно произнес:
— А вот это точно не твое дело, — но и это ее не остановило.
— Похоже, даже не начав, ты уже опасаешься провала. Миссис Донген права: ты такой и есть, классический никчемный англичанин-эмигрант (Селина произнесла эти слова, искусно сымитировав протяжное произношение Фрэнсис), который только и умеет, что бездельничать. Так что не стоит разрушать стереотип. Зачем вообще тебе писать? Ты достаточно обеспечен. Тебе не надо зарабатывать на жизнь. А что касается мистера Рутленда — ну что такое нарушенное обещание? Ерунда! Ты легко можешь нарушить данное ему слово — точно так же, как нарушил слово, данное той девушке, на которой собирался жениться.
Прежде чем он успел обдумать свои действия или попытаться обуздать гнев, Джордж ощутил, как его правая рука вырвалась из кармана и изо всех сил ударила Селину по лицу. Звук пощечины напомнил треск разрывающегося бумажного пакета. За ним последовало молчание, острой болью отозвавшееся у него в душе. Селина недоверчиво и одновременно на удивление спокойно смотрела, как Джордж потирает ноющую ладонь о джинсы. Он припомнил, что так и не нашел сигареты, и отправился за ними, отыскал пачку и закурил, с ужасом заметив, как сильно у него трясутся руки. Когда он обернулся, то с не меньшим ужасом осознал, что она изо всех сил старается удержаться от слез. Мысль о рыданиях, взаимных обвинениях и извинениях была ему невыносима. Кроме того, извиняться было слишком поздно. Он пробормотал нетерпеливо, но беззлобно: «Уйди же ты, бога ради!», — а когда она развернулась и кинулась обратно наверх, мелькая длинными голыми ногами и шелковыми оборками, бросил ей вслед: «Только не хлопай дверью», — но шутка прозвучала горько и вполне заслуженно осталась без ответа.
11
Джордж проснулся поздно. Он понял это по солнечным лучам, бликам от воды, танцевавшим на потолке, по мягким шаркающим звукам, означавшим, что Хуанита уже подметает террасу. В предчувствии неминуемого похмелья, он потянулся за часами: они показывали половину десятого. Так долго он не спал уже много лет.
