– Куда ты меня ведешь? – напряженно спросил Ник, когда они миновали большой дом.
Его Николас оглядел с особенным интересом, сделал даже пару шагов к крыльцу, но затем понял, что Ольга направляется не туда. Из входной двери вышел Иван и замер на ступеньках, с изумлением разглядывая Ольгу и Николаса. Ольга коротко качнула головой, давая понять, что ситуация под контролем и помощь ей не нужна. И Иван, недовольно нахмурив лохматые брови, шагнул обратно в дом.
Наконец они поравнялись с воротами. Белые пуленепробиваемые створки были задвинуты так плотно, что невозможно было разобрать, где заканчивается одна и начинается вторая. Навстречу им из домика охраны вышел парень в бронежилете, и Ольга коротко бросила ему:
– Откройте.
Створки поползли в сторону, и Ник, жадно глянувший туда, в свободный мир, увидел кусок асфальтированной дороги, столб фонаря, край рекламного билборда вдалеке. Промелькнул промчавшийся мимо автомобиль. Ольга видела, с какой жадностью Ник вслушивается в доносящиеся снаружи звуки, впитывает запахи той жизни, от которой так долго был отрезан. Он будто бы весь подался вперед, душой уже перенесся на волю. И ей в который раз вспомнилось, как хорош был Николас в своей стихии – подчиняющий морские волны молодой Посейдон с летящими по ветру выгоревшими на солнце волосами. От этого воспоминания почему-то больно кольнуло в груди, Ольга невольно поморщилась и машинально растерла грудную клетку.
Она ждала, что Ник мгновенно рванет наружу, как только разъедутся в стороны ворота. В своей мальчишеской лихости забудет и о камерах, и об охране, дежурящей едва ли не за каждым стволом. Помчится обратно в дикий и прекрасный мир, из которого она его выдернула. Но тот все так же покорно стоял рядом с ней и лишь глазами пожирал открывшийся ему кусочек былой вольницы. Это открытие – понимание того, как изменился Ник за время пребывания в ее плену, тоже неприятно поразило Ольгу. Кажется, он действительно поверил, что ему не сбежать отсюда. Никогда.
Ольга быстро глянула на Николаса, кивнула в сторону открытых ворот и резко бросила:
– Иди.
– Куда? – не понял тот и покосился на нее с опаской.
– Иди, ты свободен, – повторила Ольга.
– Ты шутишь? – порывисто обернулся к ней Ник. – Это какой-то бесчеловечный розыгрыш? Я пойду, а ты выстрелишь мне в спину? Это было бы в твоем стиле.
– Серьезно? – хмыкнула Ольга.
Она вдруг поняла, что ужасно устала. У нее не было ни сил, ни времени на эту пустую перепалку. Нужно было быстрее заканчивать дела здесь, садиться в вертолет и улетать. Куда-то, где придется все строить заново. Какая ей разница, что думает о ней Николас Бериша, археолог, серфер, золотой мальчик, любимец женщин и балованный сын обожающих родителей? Она больше никогда не увидит его. Наплевать на его идиотские истерики.
– Николас, я не собираюсь стрелять тебе в спину, – монотонно произнесла она.
В воздухе запахло озоном. На землю упали первые тяжелые капли дождя. Вдалеке глухо заворочался гром.
– Я отпускаю тебя. Разве не этого ты все время требовал? Иди.
Спеша закончить это нелепое прощание, Ольга достала из внутреннего кармана куртки пачку лир и вложила ее остолбеневшему Нику в руку.
– Возьми. В центре будь осторожен, там сейчас беспорядки. Доберешься до посольства, там назовешь себя и попросишь помощи. Через несколько дней будешь дома. Прощай.
Она не могла понять, почему он медлит. Почему не несется сломя голову за ворота. Не вопит от счастья, ведь сбылось то, о чем он так долго мечтал.
Николас смотрел на нее как-то странно. Губы его прыгали, кривились в горькой усмешке.
– Вот так просто? – с издевкой бросил он. – Для чего же была вся эта драма: «Я не могу тебя отпустить. Ты меня предашь, ты донесешь, я никому не верю на слово»? Выходит, тебе просто нравилось со мной играть? А теперь все, натешилась? Больше не нужен?
Ольга почувствовала, как то странное, тяжелое чувство, поселившееся в груди, трансформируется, оборачивается ледяной искрящейся яростью. От нее немеют скулы и глаза заливает белым.
– Убирайся! – страшным хриплым голосом выкрикнула она. – Вали отсюда, понял? Уноси ноги! Пока я не передумала!
Николас еще несколько секунд смотрел ей в глаза, потом сплюнул сквозь зубы и, коротко взмахнув рукой, швырнул ей в лицо деньги. Купюры взметнулись на ветру, полетели цветным дождем. Две или три яркими бумажными корабликами осели на поверхности прудика. Ник же развернулся и пошел прочь. Его высокая гибкая фигура только раз мелькнула на повороте убегающей за ворота дороги и скрылась.
* * *
Над головой сверкнуло. Белая вспышка рассекла почерневшее небо. На одно мгновение стали видны подернутые розоватым светом деревья, протянувшиеся вдоль дороги дома, яркая вывеска впереди. А затем хрипло раскатился гром, и вместе с ним на землю снова обрушилась темнота. И тут же полило. Разом, как будто кто-то в небе перевернул огромную бочку воды. Дождь хлынул сплошным потоком, зашумел, застучал по асфальту. И над разогретой за день землей навстречу ему поднялся пар.
Николас плотнее запахнул куртку. Джинсы его сразу вымокли, в ботинках захлюпало, волосы облепили голову. Ветер бил в лицо, заставляя сгибаться почти вдвое, склонял едва ли не до земли росшие вдоль шоссе тополя. И казалось, еще пара секунд – и он вырвет их с корнем, закружит дьявольским ураганом, а низкое тяжелое небо рухнет на землю и погребет под собой весь жалкий род людской.
Он сам не понимал, почему поступок Ольги так взбесил его. С самой первой минуты он яростно требовал свободы, рвался на волю, готов был драться за нее. Заключение казалось невыносимым, одна мысль о том, что он попал в ловушку, из которой не вырваться, казалось, готова была довести его до самоубийства. И вот его отпустили, распахнули двери. Он же чувствовал только едкую горечь внутри.
По какому праву она выдернула его из привычной беззаботной жизни, породила смятение в душе? Надломила что-то внутри, из-за чего все то, прошлое, теперь казалось пустым и бессмысленным? Пресным и фальшивым, как картинка из рекламного каталога? Почему она посчитала себя вправе распоряжаться его жизнью: сначала беспардонно захватить, присвоить себе, а потом вышвырнуть, как надоевшую собачонку?
Перед глазами, как назло, возникали, будто сотканные из пронизанного дождем воздуха видения. Ольга там, на Миконосе. Молчаливая, загадочная, одинаково ловко управляющаяся и с серфом, и со скутером. Хохочущая в фонтане соленых брызг, рассеянно слушающая вечернюю болтовню на террасе кафе, приникающая к его губам, жадно, как истомленный жаждой путник в пустыне к роднику чистой холодной воды. Ольга, хладнокровно расправляющаяся с врагом, наставляющая на него пистолет, а затем отчего-то опускающая оружие и хватающая его за руку. Ольга, коротко, властно отдающая приказания беспрекословно подчиняющимся ей подручным. Ольга, бледная, усталая, с обведенными темным глазами, сидящая у его постели. Ольга, спокойно, отрешенно рассказывающая ему об убийстве своих родителей. О том, что пришлось ей пережить в детстве. Не ждущая жалости, не просящая о снисхождении. Просто отстраненно объясняющая, как вышло, что она оказалась той, какая есть. «Это мой мир. Вот такой…» – говорила она. И оставалось только гадать, какой стала бы эта женщина, не случись с ней всего того, что случилось.
