— Прости, булочка, что разбудила, но тебе надо отсюда уйти. А так как ты еще не умеешь топать ножками, пойдешь у меня на ручках.
Кладу ничего непонимающую Машу в переноску, и уношу в самую дальнюю комнату. Пожалуй, это захламленное помещение не подходит для детского пребывания, но оно самое дальнее. Открываю окно, впуская свежий утренний воздух, и направляюсь обратно в гостиную, чтобы взять кроватку и перенести ее к Маше. Ставлю ее около стены и вновь беру Машу на руки.
— Все, моя крошка, спи, — целую в любимые пухлые щеки и снова кладу в кроватку. — Мама скоро придет. Надо только папу твоего полечить.
Прикрываю окно и возвращаюсь на кухню. Наливаю в стакан отвар и иду в гостиную.
— Паш, — тереблю его немного за плечо. — Проснись. Тебе надо кое-что выпить, станет легче.
Очухивается Меркулов только через пару минут. Молча выпивает содержимое стакана и прикрывает глаза.
— Тань, ну вот зачем ты так накаркала? Я сто лет не болел! Да еще так.
— Ничего, отлежишься, выздоровеешь и снова будешь в строю.
— А где Маша? — приподнимается на локтях и осматривает комнату.
— Не волнуйся. Она в другой комнате, чтоб ты ее не заразил.
— Значит ты ее заразишь от меня.
— Не каркай. Иначе вообще к тебе не приду.
— Кто бы говорил про каркать, — ложась на подушки произносит Паша. — Тань, а погладь меня.
— Что?!
— Погладь меня, — берет мою руку своей горячей ладонью и прикладывает к своей щеке. — Ну погладь.
Смотрю на него и как будто возвращаюсь в прошлое, точно такая же просьба и точно такой же взгляд…
* * *
Захожу в комнату и не скидывая обувь прохожу вперед. В голове пусто, ни единой мысли, только мамино лицо перед глазами и абсолютная безысходность. Прямо в обуви ложусь на кровать и утыкаюсь взглядом в потолок.
— Я не поняла, это что?! — поворачиваюсь на голос Иры. — Целый месяц отсутствовала и сейчас даже не поздороваешься? Ты совсем что ли с катушек слетела? Михайлова, ты меня слышишь?!
— Не кричи, голова раскалывается, — хватаюсь за виски, которые как будто сейчас треснут.
— Тань, ну ты чего? Прости меня, что тогда нагрубила, да и вообще. Ну что случилось? Расскажи, а?
Смотрю на Ирино взволнованное лицо и вдруг из меня выходит неконтролируемый поток слов. Выдаю все как на духу, не скрывая ни единой детали. И к моему удивлению стало легче. Вот так банально, прописная истина, любой психолог знает, что разговор-полдела. Сапожник без сапог.
— Танюш, ну чего ты ревешь? Жива ведь мама, а деньги всегда можно найти, даже такие большие.
— Мне же бабушка говорила тогда во сне, что нельзя мне было ехать сюда. Я думала она про учебу! А она про маму говорила, понимаешь?! Про маму. Она три года болеет. Три, понимаешь?! Если бы я послушала тогда бабушку, то все бы вовремя заметила, — размазываю слезы по лицу, а самой так горько от этого осознания, что не могу проглотить ком в горле.
— Ой, да забудь ты про свою бабку. Приходит во сне, да только вякает всякую гадость, слушай ее больше. Ага, ну прям разбежалась делать все как та велит. Таня! Ну хватит реветь, я тебя не узнаю! Ты же всегда была такая деловая, резвая девка. Очнись!
Странное дело, на Ирины доводы я лишь сильнее начинаю заливаться плачем. А потом получаю хлесткий удар по щеке, который тут же приводит меня в чувство.
— Ты чего?!
— Того. Значит так. Получишь ты приличную сумму, на все, конечно, не хватит, но платят за это прилично. Остальное я дам, у меня тоже кое-что накопилось за это время. Ну и кредит, если что возьмем, прорвемся, Танька. Чего зря плакать? Если на попе ровно сидеть и слезы лить, то ничего и не изменится. Давай, успокаиваемся, прекращаем лить слезы и начинаем думать.
— Платят за это прилично, это ты что имеешь в виду? — вдруг доходит до моего сознания.
— Ой, только не надо делать такое лицо. Это не то, о чем ты думаешь. Просто один вечер, и ты продашь кое-что давно уже ненужное тебе. Ну это давно пора было сделать. А деньги за это приличные платят.
— Так нельзя, Ира! Это же п…
— Да прекрати нести чушь! Представь, что ты пошла в клуб наконец-то! И случайно потеряла свой цветочек. Что здесь такого-то? А тут на благое дело, не на шмотки же. Все, Михайлова, молчать. Я сама все организую. Главное прекрати сопли распускать. Поняла меня?
Поняла, но соглашаться с этим категорически не хочу. Я не ханжа и не цепляюсь за то, что Ирка хочет успешно продать, но все это, черт возьми, неправильно…
* * *
— Да ты издеваешься что ли?! — что ты напялила на себя? Живо переодевайся, такси сейчас приедет! — орет на меня Ира, буквально сдирая с моих ног юбку. — У тебя в ней жопа необъятная! Ты специально это что ли? Таня?
— Не специально.
— Тогда какого лешего так вырядилась? Живо надевай, — кидает мне черное облегающее платье, чуть выше колен. — Недостатки надо скрывать, а достоинства показывать. Акцент на груди. И Христа ради, убери эту жуткую косу! Тебя мужик увидит и скажет деньги вернуть, деревенщина ты моя.
— Эта Елена наоборот сказала, что ему хочется простую.
— Но не такую.
— Не трогай мои волосы. Если не захочет-значит не судьба. Платье переодену, но косу трогать не буду. Все, Ир, не начинай.
— И не буду. Судьба, не судьба. А бабка твоя тебе ничего во сне не нашептала?
— Ничего.
— Вот, когда надо, молчит. Коза такая.
— Хватит, Ира, — резче, чем надо произношу я. — Все? — натягивая платье, интересуюсь я, глядя на себя в зеркало.
— Нет, не все. Я твою сумочку проверила и знаешь, чего я там не обнаружила?
— Чего?
— Вот этого, бестолочь, — протягивает мне упаковку презервативов. — Только не надо спрашивать для чего они.
— Не делай из меня дуру.
— Не делаю. Но уж прости, после месяца твоего отсутствия, тебя как подменили. Амеба амебная. Терпеть таких не могу.
— Я сама сейчас себя терпеть не могу.
— Ой, ну хватит, Танюш. Все будет хорошо. У тебя будет все хорошо, — повторяет по слогам Ира. — Пусть не сразу и не сейчас, но будет. Вот увидишь. Такси приехало.
— Хорошо.
— Все, не дрейфь. Имя его помнишь?
— Помню. Павел.
— Ну и славненько. Все, иди с Богом.
Киваю и на трясущихся ногах выхожу из комнаты. Никогда мне не было так страшно, и бабушка как назло ничего не говорит и самой ничего не снится. Ира провожает меня до первого этажа, что-то кричит комендантше и буквально впихивает меня в машину.
