Он запрокинул голову, расслабляя шею:
— Заживет. Я прочный…
— Да, я заметила.
И вдруг огорошила вопросом:
— А что у вас с рукой? Почему она всегда в перчатке?
Простой прямой вопрос. Никто уже лет десять его об этом так прямо не спрашивал. И что тут ответишь? Не пересказывать же ей всю неприятную историю семьи ифленских императоров… включая самых дальних родственников и бастардов?
— Любопытство иногда бывает опасно.
— Сейчас опасно? — у нее даже глаза блеснули в темноте.
— Сейчас — нет.
Он осторожно стянул перчатку и вытянул руку вперед, как будто и сам ее впервые увидел.
Кисть, изрезанная шрамами от огня. И камни — черные саруги этхаров, вживленные в плоть без всякой системы. А может, система была, да только человеческой логике она не поддается.
Какой-то поэт-романтик прошлого века назвал их окаменевшими драконовыми слезами.
Шедде в эту гипотезу не верил: драконов в мире почти не осталось, а саруги у чернокрылых не кончаются. Даже если учитывать старые запасы, трудно поверить, что древние драконы, сколько бы их ни было, смогли бы наплакать столько…
Нет, черные эти блестящие «камушки» этхары делают, а может, и выращивают, кто их разберет, сами. В своих сумеречных лесах.
Глаза Темри, кажется, стали еще больше, даже брови приподнялись:
— Как же… как вы с этим живете… зачем… — прошептала она белыми губами и перевела взгляд на лицо Шедде.
Он поспешил вернуть перчатку на место.
Осторожно покачал больной головой. А потом, повинуясь внезапному наитию, на миг коснулся рукой в перчатке ее руки.
Темери, вопреки ожиданиям, руки не отдернула. Наоборот, поймала его ладонь и сжала, насколько смогла.
— Никто бы добровольно не согласился на такое… — сказала почти шепотом.
Шедде, тоже шепотом, чтобы не спугнуть, ответил:
— Так было нужно.
Высвобождать пальцы из ее руки не хотелось. Но еще меньше хотелось, чтобы эта девочка, которой выпало куда больше бед, чем иному воину за всю жизнь, его жалела.
— Не тревожьтесь за меня, Темери, — как можно мягче сказал он. — Не стоит. Это не наказание, это скорей такая защита…
И все-таки убрал руку.
Но Темери не думала его жалеть. Она хмурилась, словно что-то вспоминая или силясь понять. И вдруг сказала:
— Был бы у меня мой посох, я бы лучше разобралась. Но это — недобрая магия. Она не помогает. Даже еще хуже. Она же вас убьет…
— Саруги защищают меня от старого родового проклятия. Да, они несовершенны, но выбор был маленький: или так, или смерть. Темершана та Сиверс, это было мое решение. Только мое.
Она по-прежнему смотрела серьезно, но теперь как будто с иронией — оказывается, за эти дни он неплохо успел узнать выражения ее лица. А потом озадачила фразой:
— Это мне напоминает кое-что… ведь я с вами отправилась в Тоненг тоже сама. И тоже это было только мое решение…
Шедде попробовал вспомнить свои тогдашние обстоятельства.
Как он вообще решился просить помощи у этхаров? Кажется, он искал ответы в замковой библиотеке и пробовал все возможные варианты подряд… да, дело было именно так.
Были и другие отчаянные, странные решения. Была долгая поездка в один из немногих оставшихся этхарских лесов…
Нет, сейчас точного ответа он уже не нашел бы.
Да и какая разница, выхода у него тогда действительно не было. Жить, хоть и с саругами этими, всяко лучше, чем — как в ставшем уже привычным кошмаре. Том, с палачом над невинной — или почти невинной — жертвой.
Между тем дождь потихоньку сошел на нет. Надо было снимать тент и вновь садиться на весла…
Подходящий ночлег нашелся уже в сумерках — в этом месте по левому берегу впервые начал появляться лес, да и глубина немного увеличилась, так что Шедде смог найти для них вполне приличную стоянку, развел костер, и даже соорудил из парусины и тента что-то вроде шатра.
У входа весело горел огонь, кипятилась вода. В ней уже плавали кусочки мяса и лука, а так же нащипанная Темери под елкой сухая зимняя кислица и побеги папоротника. Должно было получиться что-то вроде деревенской похлебки, и оставалось жалеть только о соли. Ложка у них тоже была на двоих одна — та самая, выструганная Шеддериком еще в охотничьей избушке. Темери потратила несколько минут, чтобы немного подправить ее.
Она действительно многое умела — такого, что и вообще-то женщинам знать не обязательно, а уж благородным чеорам — подавно.
Шедде на некоторое время задремал у огня, а когда проснулся, еда была уже готова и одуряюще пахла.
Впервые этой ночью Шеддерик отправился спать, не ощущая себя смертельно голодным…
А проснулся оттого, что Темери трепала его за плечо. Голос у нее был испуганный.
— По дальнему берегу люди ходят. С факелами. Может, видели нашу лодку…
Было еще темно, только на востоке над горизонтом разгоралась тоненькая светлая полоска.
Увидели лодку? Вряд ли с такого расстояния да в темноте. А вот огонь…
— Костер могли заметить?
— Не знаю. Он почти прогорел, но угли были еще яркие. Надо было уйти подальше от берега…
Подальше от берега начинались глубокие канавы — русла весенних ручьев. А еще дальше местность понижалась к поросшему камышами болоту. Их островок был единственным пригодным для ночлега. Но вот позаботиться о том, чтобы с воды огонь был неразличим, надо было.
Шедде вздохнул:
— Собираемся. Если промедлим, они смогут найти переправу. Здесь наверняка где-нибудь есть броды.
Темери, понятливая душа, тратить время на разговоры не стала. Собраться было нетрудно: Шеддерик свернул полотнища, Темершана — собрала остатки ужина. Совсем скоро они снова были в лодке, а лодка — заскользила по черной ночной воде. Чеор та Хенвил еще заранее предупредил Темери, чтобы на реке говорила исключительно шепотом, но та словно и вовсе разучилась разговаривать. В плеске воды у прибрежных камней плеска весел было почти не слышно.
Факела метались по дальнему берегу, словно кто-то пытался что-то с их помощью отыскать или на берегу или недалеко по-над водой. Слышались какие-то оклики, может — команды.
Шеддерик помнил, что дальше по руслу река делает плавный изгиб. Если грести быстро и тихо, то может, им удастся избежать встречи с преследователями. Если, конечно, люди с факелами собрались там по их душу.
Так что надо было спешить…
Одного он не учел — там, где река закладывает петлю, короткий берег всегда мельче длинного.
Да, глаза привыкли к темноте, да, руки приноровились к веслам и ориентиры были все хорошо видны. Не был виден только донный песок и мелкие камни…
