– Мои волосы? Из-за тебя? Никогда. Азар! Никто даже не знает, от кого вы происходите, безродные! Найдется ли такая несчастная, что согласится за тебя пойти?!
Повернулась к нему спиной. Переманила всю его стаю, а еще издевается. Да они сами улетели, сказала она, чтобы не помереть в зараженном доме.
Совсем как чужая повела себя, а ведь столько раз они здесь встречались, на ранней заре, когда село еще спит.
Он один не знал, что родня уже договаривается о его женитьбе. Она об этом слышала. И плеснула ему прямо в лицо не слезами, а ядом. Насмеялась над кровью и происхождением. И вот…
Он умел придать дереву любую форму, какую пожелает, настоящую, живую. Осеннее солнце грело спину, мягко, нежно, но упорно. Так припекало, что он встал и пересел в холодок. Кожа у него была светлой и чувствительной, такой же как у матери. На правом плече имелась отметина, печать прошлого и будущего, которую ждали из поколения в поколение, как объяснил отец, когда он дорос до такого вопроса. Правда, отец не знал, как объяснить ему, что эта печать означает и к чему его обязывает.
Деревяшка в его руках постепенно принимала очертания коня, сидевший верхом герой широко раскидывал руки. Бывало, что начинал он одно, а дерево уводило его совсем в другую сторону. Вот, сегодня утром хотел вырезать собаку на охоте, с задранным хвостом, с настороженными ушами, как будто идет по следу дичи. Взялся за работу, но первоначальное намерение пришлось изменить. Сразу увидел, что дерево попалось какое-то дикое и самовольное, но что оно заведет его так далеко, не ожидал. Ладно, пусть будут скачущий конь и летящий на нем всадник!
Он с волнением резал, строгал, долбил и сдувал стружку, наслаждаясь гладкой материей дерева под пальцами. Его взгляд отметил тень, которую отбрасывала рождающаяся фигурка. Солнце немного сдвинулось в сторону и падало теперь на его руки, они тоже давали тень. То, что было куском дерева, как живое двигалось по земле, то, что было конем, вытянулось в змеиное тело, а всадник принял форму крыльев с перепонками, как у змея. Очертания крыльев напоминали темное пятно на его плече.
Он так увлекся работой, что обо всем забыл. И о том, что утром Марика ушла из села, и о том, что ему приведут невесту, и о том, как жжет его огнем прядь волос Марики, засунутая в подушку так глубоко, что, кажется, теперь уж и не достать. Глубоко, где-то у самого сердца.
* * *
Она понимала язык зверей и птиц только в мутные сумерки и на ясной заре. Чем длиннее становились тени, тем короче и быстрее делались ее шаги. А в ночи молодого месяца птицы садились ей на плечи, а зверье ластилось к ногам.
Месяц, острый и молодой, поднялся над лесом. Она оглянулась на сгустки сумрака, которые тянулись по земле за следами ее ног.
И тут же поняла, что, последовав за тенью месяца, ошиблась. Назад смотреть нельзя, дорога может закрыться. Свои намерения нужно вперед высылать, чтобы они прокладывали дорогу.
Добро идет разными путями, но всегда куда-то ведет. Зло же – само себе цель. И то, и другое стремятся умножиться и возобладать, с тем только, что зло может питаться добром и становиться от этого сильнее, а вот наоборот не бывает никогда.
Она сжала пальцы в кулаки так, что ногти впились в мясо, и поспешила в сторону места, где смогла бы переночевать. Ее вел вперед чуть слышный шепот, но она не знала точно, куда именно направляется, а торопилась затем, чтобы обогнать полночь, после которой в лесу все стихает. Стихнет и шепот, тогда она останется одна.
Напрасно она глазами пыталась растопить сгущающуюся темноту, в надежде рассмотреть свою бойкую белую спутницу. Ее нигде не было, видно, затаилась в предчувствии наступления ночного покоя.
Тут она увидела лачугу на опушке леса. Нет дыма над крышей, нет собаки, которая дала бы знать, что внутри кто-то есть, и вздохнула с облегчением. Вот оно место ночлега, к которому она так стремилась.
Трилистник
Холодная тень свернулась у нее под грудью, стоило ей переступить порог. Просторная комната, почти без мебели. Земляной пол, в центре – огнище. Над ним вериги, на которых висит котелок, почерневший, пустой. В стороне сложены дрова. Кто-то еще недавно здесь был.
Она нашла внутри все, что нужно, но неясная угроза витала вокруг и наполняла неприятным чувством. Замерзшими руками разожгла огонь и тут же, рядом, устроила себе место для сна, не захотев ложиться в углу на чужую постель, покрытую шерстяным покрывалом бурого цвета.
Она не знала, что делать. Идти дальше нельзя, ночь. А здесь что-то предвещало ей недоброе. Угроза, которую она предчувствовала, могла быть впереди, могла прийти в предстоящей дороге. Ночь путнику не союзница, особенно путнице, которая одна идет через лес.
К тому же она оглянулась на тень месяца, а такое к добру не ведет. Решила остаться.
Задвинула засов, он взвыл стоном несмазанного железа. С кучи дров возле огнища взяла полено побольше, подперла им дверь и стала готовиться к ночлегу. Свернулась калачиком возле тлеющих углей. Сверху умышленно придушила их сыроватым поленом, которое будет гореть медленно, и ночью огонь не угаснет, потом завернулась в свою накидку, большой шерстяной платок, который мать связала прошлой зимой, он был зеленее молодой ранней травы во дворе их дома. Это ее немного согрело и успокоило.
Марика решила на заре поискать в лесу светящиеся капли живой воды фей. Они скапливаются в пазухах листьев под деревьями, чей ствол разветвляется натрое и которые растут прямо из самого корня и никогда не видят солнца. Эти прозрачные капли, слезы фей, целебны, они могут смыть с души любую муку, если девушка даст им стечь со своих ресниц. Самым трудным было найти их и узнать, но ей не впервой искать в лесу ведомые и не ведомые чудеса.
Найдет хоть одну каплю – и прогонит тень, что в груди поселилась.
Ее начал брать сон. Огонь затрещал и разгорелся, словно ночь изо всех сил дунула на него ветром. Но все было закрыто, откуда взяться ветру, и Марика подумала, что то полено, которое она посчитала сырым, было просто влажным снаружи, а изнутри сухим и звонким, вот оно и занялось. Встала, чтобы приглушить огонь другими дровами, потолще, но, принявшись вытаскивать их, обрушила всю поленницу.
Сонная, она рванулась в сторону, чтобы ей не поранило ноги. Огонь полыхал. Живо играли тени. Окончательно проснувшись и не думая больше о сне, она быстро присела и принялась укладывать рассыпавшиеся дрова.
Прямо перед ее глазами белела стена. Ей показалось, что на стене что-то нарисовано, углем, тут же решила она, потому что рисунок был темным и ясно начерченным. Трезубец. Небольшой, размером с ее ладонь, тщательно выполненный, он то исчезал, то снова возникал среди теней, игравших на стене. Где-то она его уже видела, в ней забрезжило какое-то неясное воспоминание. Она рассматривала, как зубцы трезубца закругляются в овальную форму трилистника, похожего на листок клевера.
Потерла глаза, потом опустила взгляд, стараясь не смотреть ни на стену, ни на узоры на ней. Подняла с пола упавший с плеч платок.
