— Грег сейчас в Гонконге, в командировке.
Как вообще избавляются от трупов? Представьте, что у вас в доме труп. Не легче, чем незаметно выбросить с тарелки гарнир. Задачка…
— Мама, у тебя есть ненужный ковер?
— Зачем?
— Сикхи обычно закатывают в ковры трупы невест, если те не согласились на брак по договору, и бросают в реку Фрейзер. Может, и у нас получится.
Мать всем своим видом изобразила разочарование.
— Что? Чем тебе не нравится моя идея?
— Да тем, что труп должен остаться там, куда мы его положим. Мне не нужно, чтобы Тим всплыл на поверхность реки. Лучше закопать.
— Можно закатать в ковер, а потом закопать.
— Хорошо. Давай возьмем ковер из отцовской комнаты. Терпеть его не могу. Напоминает мне о твоей бабушке.
Раньше отец работал в кораблестроительной компании. Когда его сократили, он стал сниматься в кино, в основном в телесериалах. Правда, недавно ему начали давать короткие немые роли в американских кинофильмах. Я чуть преувеличил: очень короткие немые роли. И не в кино, а в рекламе, максимум в массовке, причем почти всегда кадры остаются на полу монтажной.
В отцовской берлоге модели старых кораблей и морские карты были свалены в кучу. Теперь на видном месте висели его фотопортреты, цветные и черно-белые, серьезные и игривые: «Любовник», «Грустный клоун», «Коп, который стал плохим». Еще там были снимки отца, где он здоровается за руку с кучей актеров, которых отправили на съемки в Канаду, чтобы платить поменьше налогов: Бен Аффлек, Мира Сорвино, Керк Кэмерон, Люси Лоулесс, Раффи и самые малоизвестные маппеты, включая Коржика. Я заметил новую фотографию, с Умой Турман.
— А как с ней было работать? — спросил я маму.
— Наверное, неплохо. Она расписалась на его съемочной куртке.
На кресле (видимо, в ожидании химчистки) висело несколько отцовских костюмов для бальных танцев.
— Что твой отец находит в этих танцульках, ума не приложу! Мать показала на плетеный ковер под столом.
— Подарок на свадьбу. Уже много лет меня раздражает. Тим в него поместится?
— Думаю, да. Она наклонилась.
— Приподними стол, я вытащу ковер из-под ножек.
Я поднял стол, нечаянно рассыпав стопку папиных снимков в образе гитлеровца. Штук пятьсот. Мама пропыхтела:
— Есть!
Мы скатали ковер и оттащили вниз, где сделали из Тима байкер-дог. Я выволок его к автофургону — тяжелый, елки-палки! — и запачкал ковер машинным маслом.
Мама держала открытой заднюю дверь фургона.
— Итан, поуважительнее!
— Ты убиваешь человека током на месте, где раньше стоял мой настольный хоккей, а потом просишь, чтобы я был поуважительнее?
— Вы с братом поиграли в хоккей два дня и забросили.
— Ну, игра оказалась так себе.
— А я весь город перед тем Рождеством объездила. Одним рывком я забросил Тима в багажник, но труп с неприятным глухим стуком выпал обратно.
— Итан, положи его в салон!
Я послушался. Мы сели в машину и задом выехали на дорогу.
— А теперь давай найдем хорошую большую яму.
— Между прочим, мама, я от этого всего в полном ауте.
— Сынуля, мужчины не должны говорить о своих чувствах.
— Я думал, женщинам это нравится.
— Боже правый, нет, конечно!
Удивительно, как все меняется, стоит сосредоточить мысли на чем-то конкретном. Хм-м-м… Вот здесь можно закопать труп? Нет, слой почвы мелковат.
Мама предложила парк Стэнли, ближе к центру города.
— Если есть на свете места, специально предназначенные для закапывания трупов, так это парк Стэнли. Сейчас там больше костей, чем земли.
И мы поехали в парк Стэнли. Оказалось, что по нему бродит слишком много народа. Тогда мы отправились обратно, прочесали спортивные трассы и другие парки. Но и там от людей и собак было не продохнуть.
Около шести начало смеркаться. Вдруг меня осенило.
— А поехали к тем гигантским домам, что Грег продает! Заложим Тима в фундамент на стройплощадке.
— Ну, не знаю…
— Плюс в том, что не придется копать яму. Можно будет заполнить готовую.
— Хорошая мысль!
Мы приехали на запад Ванкувера, в район под названием Кентербери. Извилистые дороги и бывший лес, который срыли бульдозером, чтобы освободить место для гигантских домов, похожих на микроволновые печи, крытые кедровой дранкой.
— И кто в этих чудищах живет? — поинтересовалась мама.
— Как говорит Грег, знаменитые спортсмены и одинокие домохозяйки-азиатки, которые выжидают три года до получения гражданства.
— О! Давай туда.
Мама показывала на свежий фундамент площадью около двадцати тысяч квадратных футов. Судя по деревянным брусам, которыми уже обозначили коробку, дом будет похож на сказочный замок для Сейлор Мун. Здание стояло выше других, и на нас сверху никто не смотрел.
Выбор оказался удачным, потому что цемент в фундамент уже залили и покрыли гудроном. Яму через день-два должны были снова заполнить землей. Внутри валялось несколько обрывков рубероида, пучки розовой изоляции и обертка от гамбургера.
Мы достали байкера Тима из машины и преспокойно оттащили к парадному входу, словно это не труп в ковре, а японский футон. На раз-два-три мы забросили его внутрь и сделали вид, что не услышали хруста.
Я сказал:
— Ловко! Теперь давай закапывать.
Мы забросали Тима серовато-оранжевой землей из отвала. На это ушло гораздо меньше времени, чем я думал, от силы минут пять.
К машине мама пошла неверными шагами. Я сел за руль, а она устроилась рядом с видом ребенка, которого поймали в универсаме за воровство. Сложила руки на коленях и опустила голову. Шмыгнула носом раз, два. Потом слезы хлынули потоком.
— Мама!
— Итан, можно остановиться? Я затормозил.
Мать повернулась ко мне; глаза у нее покраснели.
— Я тебе не все рассказала…
— Да?
— Я должна кому-то сказать, потому что отцу не смогу.
— Что именно?
— Тим мне нравился. Такой бунтарь… Я хотела ему помочь. Я решил сменить тему:
— Мама, давай включим радио. Обсудим все потом.
Я включил короткие волны. Зазвучала французская музыка. Аккордеон.
— Мама, ты слушаешь французские станции?
— Oui. Иногда.
— Интересно, почему у французов такие песни? Все названия одинаковые.
