Успех, подобный описываемому, никогда заранее не планируется. Мои мысли вернулись ко времени, когда я, будучи молодым сотрудником разведки, начал работать в Ливане. Мне тогда потребовалось несколько долгих месяцев, чтобы подготовиться для планируемой компрометации одного сотрудника ЦРУ: установить подслушивающие устройства в конспиративной квартире, которую он использовал в служебных целях, наладить дружеские отношения с женщиной, которая убирала квартиру, фотографировать и осуществлять за ним наблюдение при его перемещении по городу и т. п. А возможность использовать собранные на него сведения представилась только годы спустя, когда мы обнаружили его работающим в Западной Германии. Я выезжал в Бонн для беседы с ним, однако — признаюсь, забегая вперед, — вербовка не удалась.
Позднее я часто задавал себе вопрос: почему совсем иначе происходило все в случае с Эймсом, который, будучи руководителем контрразведки в советском отделе ЦРУ с практически неограниченным доступом к секретам американской разведки, вышел с предложением работать на нас? В прессе сообщалось о различных суммах, которые были заплачены Эймсу за переданную нам информацию. Называлась и сумма около 2,7 млн долларов. Если это так, то он из этой суммы заслужил каждый цент. Американские средства массовой информации с раздражением и неудовольствием отмечали, что он выдал имена более двадцати агентов ЦРУ, раскрыв нам почти всех американских шпионов, работавших на территории СССР. Около десяти из них были приговорены к смертной казни, за что позлее в ЦРУ Эймс получил прозвище «шпион-палач». Эймс также раскрыл принадлежность к ЦРУ многих законспирированных американских разведчиков и помог выявить ряд секретных разведывательных операций США на территории СССР с использованием современных технических средств, проведение которых стоило американским налогоплательщикам многие миллионы долларов.
Мои мысли вернулись из прошлого в настоящее, и я продолжал размышлять о возможных причинах провала Эймса. Вполне вероятно, что рано или поздно подобное могло случиться. Причиной ареста могла стать какая-то ошибка со стороны российской разведки. Множество косвенных улик могли, в конце концов, заставить ЦРУ подозревать, что в управлении имеет место утечка оперативной информации. Однако даже самые явные признаки этого не всегда ведут к разоблачению агента. В рамках стандартных оперативных мер по защите агента такое не могло случиться. Очевидно, Эймса кто-то предал. А это означало, что источник предательства следует искать на нашей стороне.
Службы контрразведки не так уж часто разоблачают агентов. По своему опыту знаю, что одним из таких случаев был арест Олега Пеньковского — знаменитого шпиона ЦРУ и английской разведки SIS (Secret Intelligence Service). Высокопоставленный сотрудник Генерального штаба Министерства обороны СССР полковник Пеньковский передавал на Запад секретную информацию с 1961 года до момента его ареста в 1962 году, когда он был раскрыт из-за крайне низкого уровня профессионализма работавших с ним сотрудников английской и американской разведок, которые проводили с ним конспиративные встречи днем почти прилюдно в центре Москвы.
Подобные ошибки сейчас практически исключены. Используемые ныне методы работы с агентами достаточно тщательно отработаны, чтобы совершать ошибки в ходе конспиративных встреч или при выемках из тайников заложенной туда информации. Вывод напрашивался один: кто-то с нашей стороны предал Эймса. Можно допустить, что в рядах российской разведки находится так называемый «крот» — агент, внедренный противником.
Теперь Эймс наверняка проведет остаток своей жизни в тюрьме. Гримаса судьбы! Трудно было смириться с мыслью, что это произошло не из-за его, а нашей ошибки. Я сыграл определенную роль в том, что Эймс начал работать на советскую разведку и стал передавать нам достоверную и весомую секретную информацию, а не второсортные сведения, которые он предлагал первоначально. Сейчас я был бессилен чем-либо ему помочь.
Американскому обывателю все средства массовой информации представляли Эймса настоящим чудовищем, а выданных Эймсом российских граждан, которые предали свою Родину, не иначе, как героев. Между тем, Эймс был не больше и не меньше, как представителем рода человеческого со всеми присущими обычным людям достоинствами и недостатками, и мне было его искренне жаль.
Я напряженно думал. Возможно, в конце концов я мог бы что-нибудь сделать. Хотя Эймс и Росарио, его жена, были вне досягаемости, в тюрьме, их пятилетний сын оставался на свободе. Мелькнула мысль: нельзя ли привезти его в Россию, в мою семью, и воспитать его так, как это хотел сделать его отец.
Затем я подумал: как арест Эймса отразится на мне? Очень немногим было известно о том, что я имел отношение к этому делу и работал с самым эффективным в истории США шпионом, причинившим Америке громадный ущерб. После ухода за три года до этого в отставку я почти не имел контактов со штаб-квартирой разведки в Ясенево. Уход на пенсию был далеко не безболезненным. По сути, в конце моей служебной карьеры я был ограничен в своих действиях и отстранен от активных оперативных дел за рубежом. Служба внешней разведки России (СВР) — преемник разведывательной структуры КГБ — Первого главного управления (ПГУ) — не нуждалась в услугах полковника в отставке, даже с моим опытом работы.
По крайней мере, так я думал в то время. Если бы я тогда знал, что через некоторое время мое имя всплывет в связи с делом Эймса!
В холодный дождливый день в ноябре 1997 года у меня на работе раздался телефонный звонок. Я сидел в одном из офисов только что открытого современного бизнес-центра «Актерская галерея» на Тверской (бывшая улица Горького), который по замыслу «отцов города» должен был послужить рекламной витриной нарождающегося российского капитализма. Офис принадлежал моему швейцарскому партнеру, с которым я начал работать после того, как оставил банк, чтобы создать свое собственное дело — частное охранное предприятие.
На другом конце телефонной линии был мой друг Николай. Он спросил, читал ли я последний выпуск газеты «Вопросы разведки и контрразведки».
— Ты видел, что написал про тебя Кирпиченко? — продолжал Николай. (Вадим Кирпиченко, главный советник СВР, в бытность свою в качестве первого заместителя руководителя ПГУ был моим вышестоящим начальником.) — Нет? Иди быстрее и купи газету.
Я подумал, так ли важно написанное в газете, чтобы рискнуть выйти в дождь на мокрый грязный тротуар. Бывший первый зам. начальника разведки был давним союзником Владимира Крючкова, экс-главы КГБ, являвшегося одним из организаторов заговора против Михаила Горбачева в августе 1991 года. Что мог Кирпиченко сказать обо мне теперь? Я с ним никогда не работал напрямую. Он никогда близко меня не знал.
— А зачем, Коля?
— Увидишь сам, — сказал Николай, не вдаваясь в объяснения.
Его настойчивость казалась несколько странной. Однако явная обеспокоенность, которую я почувствовал в голосе Николая, подтолкнула меня одеться и выйти на улицу. Я подошел к газетному киоску на площади Пушкина, где стоит памятник поэту, соседствующий с первым в России рестораном «Макдоналдс», в котором, как обычно, шла бойкая распродажа гамбургеров и других кулинарных чудес Америки.
